Ольга Николаевна Подъёмщикова - «...Что не знают перо и бумага»

Ольга Подъёмщикова «…Что не знают перо и бумага»

Вступление. Андрей Коровин

«Так это вы Ольга Подъёмщикова? — удивленно спрашивали читатели тульских газет, когда видели ее впервые. — Мы думали, вы гораздо старше. У вас такие мудрые статьи. И вы никого не боитесь…» Она и правда никого и ничего не боялась. Жесткий бескомпромиссный журналист с поэтической душой, она писала стихи на полях своих репортажей и была готова в любой момент прийти на помощь незнакомому человеку. Профессию журналиста она понимала как профессию спасателя. Стихи же были ее личным спасательным кругом.

Ольга родилась в Туле в семье с дворянской родословной. Ее деда со стороны матери, Георгия Гузеева, готовил к поступлению в институт Лев Толстой. Дед со стороны отца был главным архитектором Тулы, принимал активное участие в подготовке обороны Тулы в 1941-м и сохранил в тайнике своего дома стратегические планы города, использованные по окончании осады для восстановительных работ. Семейных легенд и преданий у Подъёмщиковых накопилось не на одну книгу. Увы, ее уже некому написать.

Ольга Подъёмщикова была замечательным журналистом, ее репортажи были востребованы центральными «Комсомолкой» и РИА «Новости», она возродила епархиальную газету и сделала ее журналом («Тульские епархиальные ведомости»), вела передачи на радио и телевидении.

Однако личная жизнь, в отличие от успешной карьеры, складывалась не столь удачно. Юной студенткой она влюбилась в поэта Сергея Белозерова и поехала за ним в ссылку на станцию Зима Иркутской области. Словно бы оправдывая прозвище «последняя декабристка», Ольга впоследствии активно участвовала в правозащитном движении.

В Зиме родилась ее единственная любимая дочь, умершая в десятилетнем возрасте. Вслед за дочерью ушли из жизни ее духовный наставник о. Ростислав Лозинский и мама. Жизнь превратилась в душевный ад, который закончился в ночь с 5 на 6 октября 2000 года. Тайна гибели Оли и двух ее коллег во время пожара в чужом доме в деревне Алёшня Тульской области до сих пор не разгадана. В нынешнем году Ольге Николаевне Подъёмщиковой могло бы исполниться пятьдесят лет.

Андрей Коровин

* * *

Огни кораблей и бессонница, запахи моря.

Хромая, спустился закат по спине Аю-Дага

туда, где скитаются души, с забвением споря,

где сказано всё, что не знают перо и бумага.

Огни кораблей — вы глаза моей давней печали.

Души властелины — кому вы мигаете странно?

Вдыхаю, как пёс, этот воздух ночной на причале,

скитаюсь без дома, без пристани и — беспрестанно.

Волна по-собачьи крадется лизнуть тебе руку.

Огни кораблей — будто звёзд умирающих пламя.

И все, что люблю в этой жизни, — ветра, и разлуку,

и запах прибоя, и тёмную рябь под ногами.

1994

Ночные письма

1

Так и бывает, что любишь ты прошлое,

в прошлом ты помнишь лишь только хорошее.

Утром проснёшься, глаза отирая,

будто бы в море купался в ночи.

Помнишь — мечтали о Бахчисарае

и о Керчи?

Помнишь, ты помнишь волошинский дом,

набережную, наш двор за углом?

Дерево-пудель, летучие мыши…

Было ли с нами хоть что-то потом?

Было ли что-нибудь чище и выше?

Так приглядишься нежнее и пристальней —

только и было: вокзалы да пристани,

дальних костров очарованный дым,

южная ночь, городок Старый Крым.

И я боюсь, это непоправимо —

то ощущенье вины и печали,

горькое, как коктебельские вина,

что мы на пристани пили ночами.

Непоправимо, невозвратимо…

Как восхитительна эта свобода —

будто бы в небо, будто с обрыва,

будто в морскую терпкую воду.

Ставши чужим, не суди, не неистовствуй,

если и вспомнишь — то только хорошим.

Помнишь ночные прогулки по пристани

и возле пристани мелких рыбёшек?

Ну ничего, дотянуть до рассвета —

уже недолго: вспомню невольно…

Эти минуты точно монеты,

что из ладони падали в волны.

Мы их бросали тогда при прощанье

и обещали приехать, вернуться.

О, эти детские обещанья…

Утро. Рассвет.

Возвратиться. Проснуться.

2

Ты за меня не бойся,

слова мои --">