яшка казанова - вы е бон

яшка казанова вы е бон

1. в киеве пахнет булками. утром, в шесть...

в киеве пахнет булками. утром, в шесть

выходишь на улицу, едешь в аэропорт

и губы зубами щипаешь, пытаясь шерсть,

вставшую дыбом, как-то пригладить.

2. она прядет из жил моих нитки на свитера...

она прядет из жил моих нитки на свитера,

сама даже не понимая этого, но нутром

чуя, что мстит мне – за вчера, за позавчера =

за слишком больное, за слишком счастливое. тромб

памяти бродит по телу: смотри-ка, вот каждый день,

который был прожит вместе, вот каждый час.

и как удалось нам все это куда-то деть?

и как удалось мне так самочьи одичать,

что горлом рвануло безжалостнейшее «дааааа»,

сметая все, даже меня, на своем «могу»?

и... пусто теперь. и сколько не ожидай,

она не вернется прежней. а губы лгут,

когда ощущают фантом ее бежевой кожи. врут

глаза, когда видят лицо ее в тысячемордой толпе.

насилую кнопки беспомощной дрожью рук,

которые ничего уже не сумеют отдать тебе.

3. мое настроение, как погода на улице...

мое настроение, как погода на улице,

меняется то в одну, то в другую сторону.

хотя все хорошо – дочка учится, рыбка удится –,

эти скачки термометра вовсе не обоснованы.

отчего же какие-то черти внутри шевелятся,

не дают мне ни спать нормально, ни бодрствовать?

может быть, взять себя в руки, пойти развеяться:

сначала по шлюхам портовым, потом – по боцманам?

может, забыть про имя и про фамилию,

став персонажем с должными вытекающими?

и каждая новая кровь будет зваться шепотом «милая»,

и все будет проще в три тысячи раз. но пока еще

я не могу так.

4. то ли устала. то ли простужена...

то ли устала. то ли простужена.

мягкий коньяк вместо ужина. сужена

больно гортань – я глотаю с усилием.

глаза, согреваясь, становятся синими

и смотрят: на сумрак, повисший над городом,

почти превратившийся в ночь – год от года он

всё гуще. на дождь, языком лакирующий

брусчатку. на чей-то livejournal dot com. и на ru еще.

на женщину, чьё одиночество явное

любой бы заметил, замечу и я, но ей

плевать. на сигару. на более менее

спокойный бульвар. на тарелку с пельменями,

парящую так ароматно, что хочется

всех: вечер, табак, дождь, страстной, одиночество

с ладоней кормить, по загривку поглаживать,

и слушать их шепот, и – самое важное –

ловить, как под сердцем, чуть-чуть ниже дании

стучат вместо пульса часы ожидания.

текут, оставляя то шрамы, то ссадины,

то просто штрихи.

я дождусь.

обязательно.

5. этим болеют и потаскухи, и леди...

этим болеют и потаскухи, и леди:

вот уже месяц единственный смысл мой

в том, чтоб расстегивать пуговицы и раздвигать колени –

или твои, моя девочка, или перед тобой.

этому невозможно сопротивляться:

вот уже месяц на запястьях и шее я

ношу следы бесстыдных капитуляций –

темнолиловая рваная чешуя.

это раздавит избытком серотонина:

вот уже месяц лабиринты набухших жил

тормошит ощущение жизни. и жилы поют. они на

удивление стойки – только одна дрожит.

височная.

6. она всегда знает, какая чему цена...

она всегда знает, какая чему цена,

она хранит мелочь в особенном кошельке.

а еще родила симпатичного пацана

и спит теперь спокойно. щекой – к щеке.

она часто спорит на рынке до хрипоты,

обожает смотреть сериалы, не бреет ног.

а еще у нее в подъезде живут коты

и, когда она входит, вьются веретеном.

она жарит очень вкусные беляши –

побольше начинки, чтоб тесто почти рвалось.

она любит смеяться громко и шить. и жить.

а еще в ней, прямо по центру, земная ось.

7. ты права...

ты права:

- можно чудить, но не в тридцать же лет!

- каждая, кто поведется со мной, будет потом жалеть

- я использую женщин, чтобы было на чьих

--">