Олег Скользящий - Непредумышленное

Олег Скользящий (Kuro Laik) Сборник стихов

Собачье

Моему небожителю плохо, он ничего не ест,

 Гулко рычит, как далекий надтучный гром.

 От одного взгляда его ребятня прекращает визг.

 Стою на пороге, и нет меня, и все же как будто есть.

 Я к нему с добром, но ему до тьмы я и мое добро.

 До уличных фонарей все мои «Держись».

 В такие моменты жалею до колик, что я не пес,

 Не лохматый бобик из списков безродных гончих.

 Я даже не знаю, любит ли он собак.

 Поцокав когтями по полу, ткнуть ему в руку нос,

 Пусть он мне скажет: «Знаешь, мне плохо. Очень».

 Пусть комкает шерсть, сжимает лохматость лап.

 Какой с меня спрос? Почешите меня за ухом,

 Вместо за плинтусом похорон и другой возни.

 Не наделен интеллектом, а значит, не наврежу,

 Если только чуть-чуть. Небожитель смеется сухо,

 И кажется, небо и ветер смеются с ним,

 Так, что по коже каскадом струится жуть.

 На горечи этого смеха можно замешивать тесто,

 Можно травиться им, если понять, в чем суть.

 Чувство юмора шутников вне добра и зла.

 Не знаю, всерьез это или нет, или это какой-то тест.

 Подхожу незаметно, как пристав с повесткой в суд,

 Рассыпаясь на слезы под эхо его баллад…

Дождь

Город в потеках живой акварельной краски,

Замирает в предчувствии жаркого злого лета,

Небо наземь легло, воздух густой и вязкий.

Небо смотрит в меня глазами полярной хаски

И подмигивает мне звездами из просветов.

Дождь заметает следы и крадет улики,

Разворачивает моря в городских траншеях,

И стразами по стеклу рассыпает блики.

Поминаемый горожанами только лихом,

Он игриво, влажно лижет меня вдоль шеи.

Муравейником люд под струями суетится,

Перелетными стаями с юга летят грозы,

Проповедь стуком капель поют птицам

Острые дождевые стальные спицы,

Небо с землей сшивающие без наркоза…

Ветер мокрым щенком вьется у ног слепо,

Пахнет соком арбузным, июнем, сырой пылью,

Он толкает туда, где покой под иным небом,

Где любые мечты воплощаются без усилий…

Только мне туда не хочется торопиться,

Я стихией рожден, в нее мне и обратиться.

Я не помню, когда врозь мы с дождем были,

И наверно, уже не вспомню, каким не был.

Я подмигиваю в ответ своему небу,

И иду, за спиной ощущая дождя крылья.

Дриада

Такие не водятся в ласковых утренних снах.

Таких не согреет пришедшая с юга весна.

Небесные выси до края испив, истощив,

Они выползают из собственных сонных лощин,

Где почву пронзают насквозь капилляры корней,

Где зубы чудовищ мелькают в морской глубине,

Где жизнь из воды поднялась по кембрийским камням,

Под ноги ложась им, прессуясь в сухой известняк…

Она из таких — непривычных, чужих, молодых,

Которые взглядом растопят полярные льды,

Чью кровь наполняет жасмин, бергамот и полынь.

Она обнимает руками сухие стволы,

Предчувствуя жизнь в потемневшей древесной коре,

Сердечным огнем заставляя торфяник гореть,

Струясь эктоплазмой по венам реликтовых рощ,

Но если окликнуть — то дрогнет и пустится прочь

Дриадой, чей голос играет звенящей листвой,

Чей дом охраняет живой тополиный конвой,

И дом ее, в сущности, теплый туманный овраг,

Где можно легко, заблудившись, дожить до утра.

Вневременное

Нашим секундам дан приказ отступать

Куда-то на запад, в овраги и катакомбы.

Грудной механизм удары считает вспять.

Вместо людей вокруг временные бомбы.

Часы миродержцев работают против нас.

Небесные сферы стоят за свою мораль, но

Из Канцелярии Смерти пришел приказ:

Носить циферблаты. Косы неактуальны.

Цикличные годы сжимают свое кольцо

На шеях вошедших во вневременную Реку.

Весь берег в телах кронидов и беглецов,

Не встретивших пятидесятую четверть века.

Время — негордый бог для слепой толпы —

Давно перестало считаться научной сферой,

Я слышу на грани сознания стук копыт —

В мире врачует Черный по кличке «Мера»,

И от голода мир пожирает своих --">