Елена Андреевна Шварц - Собрание

Бездонным пустым зрачком.

Кажется мне — это лодка,

Остроносая лодка была,

И я в ней плыла матросом,

Словесной икрой у весла.

Пред нею летели боги —

Дионис и Аполлон.

Они летели обнявшись:

Он в нас обоих влюблен.

С тех пор, как я прикоснулась

К разодранному рту,

Я падаю тяжким камнем

В соленую пустоту.

С тех пор, как я посмотрела

Глазами в глаза Голове,

Я стала выродком, нищим,

Слепою, сестрой сове.

Вмешайте в вино мне снегу,

Насыпьте в череп льду,

Счастье не в томной неге —

В исступленно-строгом бреду.

О снег, ты идешь все мимо,

Белизною не осеня.

Кружатся девять незримых

В снегопадных столбах звеня.

V

Мохнато-белых пчел,

Под фонарем скользящих,

Я отличу легко

От хладных настоящих.

У этих из-под белизны

Косится темный глаз блестящий

И жальца острые ресниц

Нацелены на предстоящих.

Замерзшие колют ресницы,

Ледяные глядят глаза,

Тебя оплетает хмельная

Ледяная, в слезах, лоза.

Музы, ужели вы только

Пьющие душу зрачки?

Девять звезд каменистых

Кружась, ударяют в виски.

VI

(Пифия)

Сидит, навзрыд икает…

— Да вот я и смотрю.

— Ударь её по спинке,

Скорей, я говорю!

— Ничто! Она икает

Все громче и больней,

Облей её водою

И полегчает ей.

— Смотри, глаза полезли

И пена из ушей.

— Да что же с ей такое?

Иль умер кто у ней?

VII

Музы (замерзли!) — белые мухи^[2]

Вас завлекли сюда?

— Мир оттеснил нас, глухая вода

В Гиперборею.

Долго скользили во тьме седой

Над морем Белым,

Видим — на льдине живой воробей

Оледенелый

Мы и согрели его собой,

Синими языками

Молний живых, и на свет голубой

Дале рванулись.

А он плывет там и поет

На девяти языках,

С синим огнем в ледяной голове,

Невидимым в очах.

Когда он повис на гребне,

На клочке ломаемой льдины,

Лопнуло накрест в подвалах Эреба

Сердце седой Прозерпины.

VIII

Восхваление друг друга у Никольского собора

Аркады желтые, в проплешинах, Никольского рынка

Где делают с цветочками посуду

Эмалированную — там в длинную флейту ветер

Дует ночами.

Там гулькает голубь, постовой свистнет,

Да подпоясанные небрежно, босые,

Как перипатетики бродят девы

Глухой ночью.

— Молний сноп на поясе у тебя, Эрато,

Без тебя не сложится ни гимн, ни песня,

Подойдешь ближе, глянешь — кровь быстрее

В словах рванется.

Ну а ты, Полигимния, не скромничай, дева,

Взор певца устремляешь в небо,

Без тебя он ползал бы по земле, извиваясь,

Тварью дрожащей.

— Без тебя, Мельпомена, без тебя, Клио…

Так наперебой друг дружку хвалили

И, танцуя, свивались в темнисто-светлый

Венец терновый.

Ах, кому нам девяти, бедным,

Передать свою поющую силу,

Ах, кого напоить водой кастальской,

Оплести хмелем?

У Никольской видят колокольни

Притулился, согнувшись, нищий,

Он во сне к небесам тянет руку,

Стоя спит, горький.

Тут они на него набежали —

Закружили, зашептали, завертели.

Замычал он, мучимый сладкой

Пения болью.

Ладонями захлопал в бока гулко

И, восторгом переполненный тяжким,

Взял и кинулся в неглубокий

Канал Крюков.

IX

Музы перед Иконой

Вокруг Никольского собора

Во вьюжном мчатся хороводе,

Озябнув, будто виноваты,

Цепочкой тянутся при входе.

По очередности — пред Троеручицей

Творят — в сторону — поклон короткий.

Меж рук Иконы неземной

Скользят отчетисто, как четки.

— Все наши умерли давно. —

Со свечками в руках мерцали,

И сами по себе --">