Владимир Владимирович Маяковский - 150 000 000

Владимир Маяковский 150 000 000

150 000 000 мастера этой поэмы имя.

Пуля — ритм.

                         Рифма — огонь из здания в здание.

150 000 000 говорят губами моими.

Ротационкой шагов

                                    в булыжном верже площадей

напечатано это издание.

Кто спросит луну?

           Кто солнце к ответу притянет —

                               чего

                                      ночи и дни чини́те!?

Кто назовет земли гениального автора?

Так

      и этой

                моей

                         поэмы

                                    никто не сочинитель.

И идея одна у нее —

                                    сиять в настающее завтра.

В этом самом году,

      в этот день и час,

                под землей,

                             на земле,

                                             по небу

                                                         и выше —

такие появились

                           плакаты,

                                         летучки,

                                                       афиши:

«ВСЕМ!

              ВСЕМ!

                          ВСЕМ!

Всем,

кто больше не может!

Вместе

выйдите

и идите!»

(подписи):

МЕСТ — ЦЕРЕМОНИЙМЕЙСТЕР.

ГОЛОД — РАСПОРЯДИТЕЛЬ.

ШТЫК.

БРАУНИНГ.

БОМБА.

(три

подписи:

секретари).

Идем!

Идемидем!

Го, го,

го, го, го, го,

го, го,

Спадают!

                Ванька!

                              Керенок подсунь-ка в лапоть!

Босому что ли на митинг ляпать?

Пропала Россеичка!

                                    Загубили бедную!

Новую найдем Россию.

                                         Всехсветную!

Иде-е-е-е-е-м!

Он сидит раззолоченный

                                            за чаем

                                                          с птифур.

Я приду к нему

                          в холере.

                                          Я приду к нему

                                                                    в тифу.

Я приду к нему,

                           я скажу ему:

                                                «Вильсон, мол,

                                                                        Вудро,

хочешь крови моей ведро?

И ты увидишь…»

                              До самого дойдем

                                               до Ллойд-Джарджа —

скажем ему:

                      «Послушай,

                                           Жоржа…»

— До него дойдешь!

            До него океаны.

                             Страшен,

                                       как же,

                                                   российский одёр им.

— Ничего!

                   Дойдем пешкодером!

Идемидем!

Будилась призывом,

                                    из лесов

                                                    спросонок,

лезла сила зверей и зверят.

Визжал придавленный слоном поросенок.

Щенки выстраивались в щенячий ряд.

Невыносим человечий крик.

Но зверий

                   душу веревкой сворачивал.

(Я вам переведу звериный рык,

если вы не знаете языка зверячьего):

«Слушай,

                 Вильсон,

                                 заплывший в сале!

Вина людей —

                          наказание дай им.

Но мы

           не подписывали договора в Версале.

Мы,

       зверье,

                     за что голодаем?

Свое животное горе киньте им!

Досы́та наесться хоть раз бы еще!

--">