Иван Иванович Рядченко - Время винограда

Иван Рядченко Время винограда

Руки

Мне нравятся с детства рабочие руки —

в мозолях, большие, такие, что могут

дома собирать, поднимать виадуки,

себе подчинять металлический грохот.

Они трудового сурового цвета.

На них опирается наша планета.

Их сила — надежна, их вид — откровенен.

Таким поручил революцию

Ленин.

Откройте учебник! Берите лекало!

Работы чураются белые руки.

Им в жизни доступны лишь тяжесть бокала

да ржавое царство безделья и скуки.

Те руки холены, тонки, как бумага,

их в дрожь повергает малейшая ранка.

Таким не доверишь

ни красного флага,

ни сердца,

ни даже простого рубанка!..

Эхо громов неостывших

«Я радуюсь, что выжил на войне…»

Я радуюсь, что выжил на войне.

Но вот врачи повадятся ко мне.

Останутся намеки от волос.

И сердце заскулит, как старый пес.

Я наконец устану верить в лесть

и вдруг пойму, что смерть на свете есть.

И, ясно понимая — жизнь пройдет,

припомню я закрытый другом дот.

Растаял дальних лет кровавый дым.

А друг остался в бронзе молодым.

У ног пчела, качнув бутон цветка,

перелетает из веков в века.

«Когда ты лгал в бою под Сталинградом…»

Когда ты лгал в бою под Сталинградом

бессмертному сержанту своему,

что не задет взорвавшимся снарядом,

и стон скрывал улыбкою в дыму,

когда ты знал: припасов больше нету,

твердил, что сыт, и, сделавши привал,

как целый мир, последнюю галету

товарищу больному отдавал;

когда в глазах у женщины заветной

ты замечал вдруг жалость, а не пыл,

и лихо врал в печали безответной,

что встретил и другую полюбил,—

тогда, сойдя на землю с пьедестала,

швырнув, как тряпку, мантию судьи,

перед тобою правда преклоняла

колени неистертые свои!

22 июня

Покинув бомболюки,

летела смерть к земле,

и вечные разлуки

таились в полумгле.

И где-то на опушке,

бесстыдно сняв чехлы,

уже вздымали пушки

отверстые стволы.

Но чувствуя едва ли,

что будет через миг,

хлеба стеной стояли

на пажитях родных.

Спала, обняв игрушки,

девчонка, как всегда.

И квакали лягушки

спросонья у пруда.

И, начиная дело,

бодра и весела,

над сладкой кашкой пела

рабочая пчела.

Так пусть тебя тревожит

одна простая суть:

никто уже не сможет

те бомбы в люк вернуть…

Посреди неистовой войны

Гром ползет на дымные пригорки.

Там березы горестно черны.

Там стоит девчонка в гимнастерке

посреди неистовой войны.

Воют мины, лают самоходки.

А девчонка замерла, светла.

Возле набекрененной пилотки

вьется оглушенная пчела.

Дыбится земля в снарядном гуле,

и шуршит осколков чехарда.

И откуда догадаться пуле,

что лететь ей надо не туда?

Свистнет пуля над травою белой,

рухнет с неба солнца желтый плод,

и под сердцем вишней переспелой

ягода молчанья расцветет.

И застынут дымные пригорки,

где березы горестно черны,

где лежит девчонка в гимнастерке

посреди неистовой войны.

Продолжая трудное сраженье,

не услышат пушки и войска,

как жужжит пчела недоуменья

у пушисто-нежного виска…

И тогда поднимется пехота —

и с пехотой я, ее солдат,

чтоб пройти сквозь два победных года

через сотни тягостных утрат.

…Посвист пуль, атаки и раненья —

все ушло с полей сражений в сны.

Лишь порой пчела недоуменья

залетает в комнату с войны.

Притча о канарейке

Жил рыжий немец в третьем рейхе.

--">