Майкл Палмер - Сотрудничество поэзии

российской поэзией (прежде всего поэтами метареализма), он переводил Алексея Парщикова — его книгу «Медный купорос» (в свою очередь Парщиков переводил книгу Палмера «Sun») — и других авторов. Для Палмера много значили, например, поэзия Хлебникова и Мандельштама, на него оказали влияние стихи Геннадия Айги. Палмер изучал и труды по поэтике русских теоретиков, участвовал в Гарварде в семинарах Романа Якобсона. В ответе на первый вопрос он несколько уклонился в сторону описания своих отношений и творческого взаимодействия с людьми искусства (вопрос был также и о природных феноменах), но приоткрыл тем самым ту часть Нью-Йорка, о котором мы знаем больше не из первых рук. Сопротивление и сотрудничество — две эти стороны своей деятельности он все время подчеркивает, то есть его поэзия существует не в безвоздушном пространстве, она по сути и политически (а вернее, прежде всего поэтически) ангажирована (он, как и многие другие левые интеллектуалы, не скрывает своего отношения к вторжению в Ирак, так же как раньше — к войне во Вьетнаме). Но эта внутренняя соединенность с людьми выражена в формах собственно искусства. В тех стихах, которые представлены в подборке, отражены тенденции разных лет, но все же они соотносимы с его современными высказываниями: здесь есть глубокая заинтересованность в другом человеке, в других людях, хотя это и может быть высказано с помощью «нераскрываемых контейнеров» метафор.

Владимир Аристов

Майкл Палмер Стихи, интервью, эссе, записные книжки

Автобиография

Все часы — облака.

Части — больше, чем целое.

Философ голодает в меблированных комнатах, в то

время как снаружи идет дождь.

Он рассматривает самость как просто еще один знак.

Зимние розы невидимы.

Поздний лед иногда поет.

А и Не-А суть одно и то же.

Моя собачка не знает меня.

Скрипки, подобно снам, подозрительны.

Я родом из Колофона или, возможно, с одного из

небольших островов.

Пролив замерз, и люди — кое-кто на коньках —

пересекают его.

На серповидной пляжа дуге утопший олень.

Однорукая женщина, ее бедра вокруг твоей шеи.

Мир — это все, что подверглось замещению.

Яблоки в лавке на перекрестке у Bahnhof, от бледно —

желтых до темно-красных.

Память не говорит.

Одышка, сопровождаемая звоном в ушах.

Заиканье поэта и заиканье философа.

Самость приписывается другим.

Комната, из которой в любое время видна луна.

Ленинградское кафе: мужчина с недостающей левой

частью лица.

Исчезновение солнца в небе над Одессой.

Достоверное описание этого солнца.

Философ лежит на пороге, обсуждая теорию цвета

с самим собой,

теорию самости с самим собой, понятие числа,

вечное возвращение,

пульсацию звезд,

логику типов, Буридановы предложения, lekton.

Почему сейчас эта дымка от озера?

Слово и вещь суть одно и то же.

Много раз белых я видел ворон.

Что все плоскости бесконечны в силу

            протяженности.

Она спрашивает: Существует ли карта этих ворот?

Она спрашивает: Это и есть то, что зовется

         Проходом, или это тот, что на западе?

Так освобожденные, ангелы тьмы беседуют с

        ангелами света.

Они не ангелы.

Нечто иное.

Полу Боруму

Перевод Александра Скидана

«Тайна в книге…»

Тайна в книге

Которая — место

Она, удвоенным домом

И книга, которую ты потерял

Это — место, откуда ты смотришь

как пылает твой дом

Я проглотил порожний иск берегов

ночей подобных потерянным книгам.

Перевод Аркадия Драгомощенко

Слова

Птицы с косточками из стекла:

быть может ужасу придет конец

в дереве цветущем в июле.

Книга --">