Ирина Николаевна Кнорринг - После всего: Стихи 1920-1942 гг.

сквере

Маленького городка.

1940. Шартр

«Где-то пробили часы…»

Где-то пробили часы.

Всем, кто унижен и болен,

Кто отошел от побед —

Всем этот братский привет

С древних, ночных колоколен.

Где-то стенанье сирен

В мерзлом и мутном тумане.

Шум авионов во мгле,

Пушечный дым на земле

И корабли в океане!

— Господи, дай же покой

Всем твоим сгорбленным людям:

Мирно идущим ко сну,

Мерно идущим ко дну,

Вставшим у темных орудий.

1940, ноябрь (Из сборника «После всего», 1949)

«Живи не так, как я, как твой отец…»

Живи не так, как я, как твой отец,

Как все мы здесь, — вне времени и жизни.

Придет такое время, наконец, —

Ты помянешь нас горькой укоризной.

Что дали мы бессильному, тебе?

Ни твердых прав, ни родины, ни дома.

Пойдешь один дорогой незнакомой

Навстречу странной и слепой судьбе.

Пойдешь один. И будет жизнь твоя

Полна жестоких испытаний тоже.

Пойми: никто на свете (даже — я!)

Тебе найти дорогу не поможет.

Ищи везде, ищи в стране любой,

Будь каждому попутчиком желанным.

(Не так, как я. Моя судьба — чужой

Всю жизнь блуждать по обреченным странам!).

Будь тверд и терпелив. Неси смелей,

Уверенней свои живые силы.

И позабудь о матери своей,

Которую отчаянье сломило.

1940, ноябрь (Из сборника «После всего», 1949)

«Шумный ветер деревья ломит…»

Шумный ветер деревья ломит,

Резкий ветер с холодных полей.

Мы не спим в нашем маленьком доме,

Будто в бурю на корабле.

Наверху прикорнули дети,

Дверь во тьму заперта на ключ,

И шумит оголтелый ветер,

Нагоняя обрывки туч.

Напряженны и строги лица:

Все испробованы пути,

Все равно — никуда не скрыться,

От отчаянья не уйти!

За окном ничего не видно.

Черный ветер шатает дом.

— Как бессильны мы, как беззащитны

В урагане, в жизни, во всем.

Одиноко, холодно, сыро.

Стынет чайник на длинном столе.

Будто выброшенные из мира

На потерянном корабле…

1940. Шартр

«Сбываются сны роковые…»

Зачем меня девочкой глупой

От страшной родимой земли,

От голода, тюрем и трупов

В двадцатом году увезли?

Сбываются сны роковые,

Так, видно, уж мне суждено —

Америка — или Россия —

О Боже, не все ли равно?

За счастьем? Какое же счастье?

Ведь, молодость вся прожита.

Разбилась на мелкие части

О маленьком счастье мечта.

Так кончилось все. Неужели

Сначала весь нищенский путь?

Без веры, без смысла, без цели,

С последней мечтой — отдохнуть.

…От голода, тюрем и стонов,

От холода бледной зимы,

От грузных ночных авионов

Среди напряженнейшей тьмы…

И снова дорогой унылой

Нас гонит нужда и тоска,

Сгребая последние силы

Для третьего материка…

1940, октябрь. Париж

«Войной навек проведена черта…»

Войной навек проведена черта,

Что было прежде — то не повторится.

Как изменились будничные лица!

И все — не то. И жизнь — совсем не та.

Мы погрубели, позабыв о скуке.

Мы стали проще, как и все вокруг.

От холода распухнувшие руки

Нам ближе холеных, спокойных рук.

Мы стали тише, ничему не рады,

Нам так понятна и близка печаль

Тех, кто сменил веселые наряды

На траурную, черную вуаль.

И нам понятна эта жизнь без грима,

И бледность просветленного лица,

Когда впервые так неотвратимо,

Так близко — ожидание конца.

1941, январь Париж (Из сборника «После всего», 1949)

«Просыпались глухими ночами…»

Просыпались глухими ночами

--">