Дино Кампана - Орфические песни

время принять Дино у себя в доме^[2]. Родные ожидали, что необходимость зарабатывать на хлеб сделает из балбеса самостоятельного человека. Правдами и неправдами оформили документы для выезда, купили билет, посадили в Генуе на пароход…

Я видел с кормы корабля

Как Испании таяли склоны

В зелени золотом растворенной темная исчезала земля

Словно мелодия

Кого-то незримого юная одинокая

Словно мелодия

Синевы. Над холмистым берегом скрипка еще дрожала…

Вечер бледнея над морем еще не угас

Но золотые крылья молчанья в этот час

Пересекали медленно небо что в синеву погружалось…

Путешествие в Монтевидео

Дино в Буэнос-Айресе не задержался; ушел бродяжничать по стране, пытался работать в пожарной команде, сезонным рабочим на селе, играл на пианино в кафе-шантанах… В марте 1909 года он возвращается домой без гроша в кармане, без вещей, грязный и оборванный. (Не имея чем расплатиться за место на судне, на всем протяжении морского пути он бросал уголь в топку.) Мэр города официальным письмом сразу же отправляет его в клинику. Однако врачи, на этот раз флорентийские, отпускают Дино домой, в уверенности, что психически больным в собственном смысле слова он не является. Но уже следующей зимой Дино, как беспаспортного бродягу, задерживают в Бельгии… Тюрьма Сен-Жиль, интернат для душевнобольных, наконец, высылка на родину. Дино снова бродит по лесам и горам, живет с пастухами в глухих ущельях, помогая им в работе. Свои мысли и стихи записывает в тетради, из которых впоследствии вырастет его книга. Путь по бесконечному океану, жизнь в аргентинской пампе и скитания по родным горам — все это, вместе с космизмом поэзии Уитмена, давало ему чувство брачного единения со стихиями, с первоосновами природной жизни.

Осенью 1910 года Дино предпринимает трехдневное путешествие (через перевал!) в монастырь на горе Верна, известный подвигами и мистическими видениями св. Франциска Ассизского. Возможно, совершить это паломничество его убедила мать. За вычетом периодов буйства и агрессии, сын чувствовал к ней сильную привязанность. Она же, избегая скандалов на глазах у соседей, старалась отсылать его подальше от дома. Верил ли тогда Дино в христианского Бога? В мемуарах о нем эту тему обычно обходят стороной, а в «Песнях» приступы богоборческого бунта соседствуют с ностальгической грустью о вере детей и простых поселянок. В священных изображениях Верны и в горных пейзажах, как и повсюду на свете, он видит лик своей безымянной Царицы…

…Раздался трубы от солдатской казармы

надорванный зов. И река исчезает

В песке золотом. И стоят в изголовьях

Мостов, друг на друга взирая в безмолвье,

Старинные статуи. И вещи теряют свое бытие.

И гулкой волной из глубин восстает,

Растет в высоту, до моих раскрытых оконных створ,

Молчанья величественно-нежный хор.

И в запахе лавра,

И в запахе остром увядшего лавра,

В бессмертии статуй, в лучах заката,

Мне снова является Та…

В осеннем саду

…Нет, образ жизни Дино не менялся к лучшему: то в Генуе, то в Болонье, то в других местах полиция задерживала его за пьяные драки. Однако в тот же самый период он возобновляет учебу в университете, сдает экзамены, интенсивно пишет стихи и прозу. Проводит много времени в музеях и храмах, заново вглядываясь в полотна давно любимых художников, подолгу над ними размышляя. Его произведения появляются на страницах студенческих журналов Болоньи.

Этот период важен для Дино еще в одном отношении — прочитав запоем писания Ницше, он становится его искреннейшим приверженцем. Надо отметить, что литературные и философские привязанности Кампаны никогда не диктовались модой. Громадная посмертная популярность Ницше навряд ли подталкивала его интерес. Ницше одинокий, больной, безумный — стоял для него, конечно, выше, чем Ницше — «кумир поколения». Между ними было немало общего: оба — провинциальные вундеркинды, оба выросли в традиционной среде, только раскрывающейся навстречу веяниям новых времен. Оба неуютно чувствуют себя в своей эпохе; оба устремлены к будущему, к максимально широкому горизонту взгляда на мир, но совершенно вопреки господствующим тенденциям. Обоих — выходцев отнюдь не из благородного сословия — внутренний --">