Пабло Неруда - Новая песнь любви Сталинграду

Новая песнь любви Сталинграду

Я говорил о времени и небе,

о яблоке, о грусти листопада,

о трауре утрат, дожде и хлебе,

но эта песнь — о стали

Сталинграда.

Бывало, луч моей любви влюблённой

невеста берегла с фатою рядом.

Но эта песнь — о мести, окрылённой

и освящённой здесь,

под Сталинградом.

Я мял в ладонях шёлк и шорох ночи,

в сквозящий сумрак погружаясь взглядом.

Но в этот миг, когда заря клокочет,

я рассветаю сам

со Сталинградом.

Пусть юный старец, ноющий уныло

о лебедях и о лазурной глади,

разгладит лоб и вновь воспрянет силой,

услышав эту песнь

о Сталинграде.

Мой стих не выкормыш чернильной жижи,

не хлюпик, глохнущий при канонаде.

Он этой жалкой долей не унижен:

его призванье — петь

о Сталинграде.

Он плакал о твоих бессмертных мертвых,

с тобою, город, взламывал осаду,

сверкая на штыках и пулемётах.

Набатом звал на помощь

Сталинграду.

И вот повсюду бой священный начат:

в песках американцы гонят гада,

гвоздят гремучую змею… И значит,

не одинока крепость

Сталинграда.

И Франция, оправившись от плача,

под Марсельезу строит баррикады,

сжимая знамя ярости… И значит,

не одинока крепость

Сталинграда.

Пикируя из темноты горячей,

когтями рвёт коричневую падаль

крылатый лев Британии… И значит,

не одинока крепость

Сталинграда.

Чернеют в ней обугленные трубы,

но здесь и камень — недругу преграда.

Уже горами громоздятся трупы

врагов у врат стального

Сталинграда.

И перебиты лапы супостата,

чудовища, не знавшего пощады.

Торчат в сугробах сапоги, когда-то

грозившие пройти

по Сталинграду.

Твой взор всё так же ясен, словно небо.

Неколебима твердь твоей громады,

замешанная на осьмушке хлеба.

О грань штыка, граница

Сталинграда!

Твоя отчизна — это лавр и молот.

Пылает взгляд вождя над канонадой,

а лютый враг вмерзает в лютый холод

и в снег, залитый кровью

Сталинграда.

Уже твои сыны тебе добыли

победу — наивысшую награду

на грудь земли, простреленной навылет,

на грудь красноармейцу-

Сталинграду.

Я знаю, что воспрянули недаром

сердца в чаду коричневого ада:

взошло созвездье красных командармов

на грозном небосводе

Сталинграда.

И суждено надежде распуститься,

раскрывшись, как цветок в объятьях сада.

Написана великая страница

штыками и рассветом

Сталинграда.

И обелиск из мрамора и стали

встаёт над каждым рвом и баррикадой,

над каждым алтарём, где умирали

твои сыны, твердыня

Сталинграда.

И свищет сталь, буравя и взрываясь,

сечёт врага свинец кинжальным градом;

дрожит слеза и закипает радость

сегодня здесь, в твердыне

Сталинграда.

И вьюга заметает вражьи кости,

обломки перемолотой армады.

Бегут, бегут непрошеные гости

от молнии разящей

Сталинграда.

Они прошли под Триумфальной аркой

и Сену осквернили серным смрадом,

поганили Париж гортанным карком,

чтобы подохнуть здесь,

под Сталинградом.

Они топтали Прагу сапогами

и шли по воплям и слезам парадом —

но втоптаны теперь навеки сами

в сугробы, в чернозём

под Сталинградом.

Они изгадили и замарали

античную голубизну Эллады,

но в час разгула верили едва ли,

что час расплаты ждёт

у Сталинграда.

И растерзав Испанию, гарротой

они сдавили горло серенаде;

испепелили землю Дон-Кихота,

но сами стали пеплом

в Сталинграде.

Голландию тюльпанов и каналов

они крушили бомбой и прикладом.

Но вот чернеют трупы каннибалов

в заснеженной степи,

под Сталинградом.

Расплавили, злорадно завывая,

как волки, близко чующие стадо,

они снега Норвегии, не зная,

что скоро им скулить

у Сталинграда.

Да здравствует твой непокорный ветер,

который воспоют ещё баллады!

Да здравствуют твои стальные дети

и правнуки стального

Сталинграда!

Да здравствуют бойцы и комиссары,

богатыри, которым нет преграды,

и солнце, в небе пышущее яро,

и лунный свет ночного

Сталинграда!

И в час, когда навек замрёт мой голос,

пускай осколок твоего снаряда

положат мне на гроб, а сверху — колос,

кровавый колос --">