Борис Абрамович Слуцкий - Собрание сочинений. Т. 2. Стихотворения 1961–1972

людей

в простом бытовом разговоре.

Из канцелярита —

руды, осужденной неправильно,

немало нарыто.

Немало потом и наплавлено.

Я — за варваризмы

и кланяюсь низко хорошему,

что Западом в наши

словесные нивы заброшено.

Я за архаизмы.

За летопись!

                 И — за машинопись.

Словесную вязь

я люблю и словесную живопись.

Деяния,

ранее

не получившие звания,

сдержавши дыхание,

ждут нашего именования.

А для этого потребуется очень много слов.

СЭМ СИМКИН

Сэму Симкину — хорошо,

долгоносой и юной пташке,

смехачу в ковбойской рубашке.

Года два в Ленинграде жил,

года два — в Калининграде.

Почему? Романтики ради.

— Я романтик! — смеется Сэм.

Блещут белые зубы Сэма.

И какое-то доброе семя

зарывается в душу мне.

И когда я стихи читаю,

я ошибок его — не считаю.

— Я — поэт? — хохочет опять.

— Ты пока стажер на поэта.

У тебя еще нет билета.

Нет билета, а деньги есть.

Ты чужие стихи поучишь

и билет, конечно, получишь.

Сэм смеется: — Денег-то нет!

Десять лет, как живу без денег.

И не то чтобы я бездельник.

Я рыбачил. Я и грузил.

И стихи, говорят, удаются.

Только деньги мне не даются.

Снова хохот. Без всяких причин.

— Что ты, Симкин, с луны свалился?

— Я неделю назад — женился!

О КНИГЕ «ПАМЯТЬ»

Мало было строчек у меня:

тыщи полторы. Быть может — две.

Все как есть держал я в голове.

Скоростных баллад лихой набор!

Место действия — была война.

Время действия — опять война.

В каждой — тридцать строчек про войну,

про ранения и про бои.

Средства выражения — мои.

Говорили: непохож! Хорош —

этого никто не говорил.

Собственную кашу я варил.

Свой рецепт, своя вода, своя крупа.

Говорили, чересчур крута.

Как грибник, свои я знал места.

Собственную жилу промывал.

Личный штамп имел. Свое клеймо.

Ежели дерьмо — мое дерьмо.

К ДИСКУССИИ ОБ АНДРЕЕ РУБЛЕВЕ

Нет, все не сунешь в схему.

И как бы ни совали,

Рублев,

            приявший схиму,

невером

               был едва ли.

Он на колени падал пред

в начале бывшим

                                Словом.

И мужиков искать не след

в архангелах Рублева.

А Спас его — не волопас —

начал труда носитель,

а просто: Спас,

                 Спас,

                 Спас

(по-нашему — спаситель).

Пожертвуем еще одним

безбожником возможным —

ведь голубь-дух

                          летал над ним,

смиренным,

бестревожным.

Нет, не носил Рублев пиджак

под иноческим платьем!

(А с господом мы кое-как

и без Рублева

                         сладим.)

«Председатель земного шара…»

Гр. Петникову

Председатель земного шара —

всех его морей и держав

попросил картуз подержать.

Спичка вспыхнула, задрожала,

озаряя лицо председателя:

шрамы, стимулы, тормоза

и глядящие наблюдательно

председательские глаза.

Был он бодрым, а стал — небодрым.

Был он гордым, а стал он — добрым.

И — не править ему, не карать,

только тихий архив разбирать.

А претензии на властительство

миром,

                  шаром этим земным,

превратились давно в попустительство

малым хлопотам очередным.

Постояли. Он попрощался.

Даже поцеловался со мной.

А под нами тихо вращался

не возглавленный им

                                     шар земной.

--">