Александр Семёнович Кушнер - Времена не выбирают…

невмочь

Забыть. Как в горле ком.

Варфоломеевская ночь,

Стоишь особняком.

Я напрягаю жадный слух

И слышу: ты гудишь,

Из окон гонишь серый пух

И ломом в дверь стучишь.

Тот был в дверях убит, а тот

Задушен в спальне был.

«Ты кто, католик? гугенот?»

А он со сна забыл.

А этот вовсе ничего

Не понял – гул шагов.

Один сказал: «Коли его!»

Другой сказал: «Готов».

А тот лицом белей белья,

Мертвей своих простынь.

«Католик я! Католик я!» —

«Бог разберет. Аминь».

Иной был пойман у ворот —

И страх шепнул: соври.

«Ты кто, католик?» – «Гугенот». —

«Так вот тебе, умри!»

Так вот тебе! Так вот тебе!

Копьем из темноты.

Валяйся с пеной на губе.

И ты! И ты! И ты!

«Свечу сюда!» – «Не надо свеч!

Сказал, гаси ее!»

Не ночь, а нож. Не ночь, а меч.

Сплошное остриё.

Дымилась в лужах кровь, густа,

И полз кровавый пар.

О ночь, ты страшный сон Христа,

Его ночной кошмар.

«Удивляясь галопу…»

Удивляясь галопу

Кочевых табунов,

Хоронили Европу,

К ней любовь поборов.

Сколько раз хоронили,

Славя конскую стать,

Шею лошади в мыле.

И хоронят опять.

Но полощутся флаги

На судах в тесноте,

И дрожит Копенгаген,

Отражаясь в воде,

И блестят в Амстердаме

Цеховые дома,

Словно живопись в раме

Или вечность сама.

Хорошо, на педали

Потихоньку нажав,

В городок на канале

Въехать, к сердцу прижав

Не сплошной, философский,

Но обычный закат,

Бледно-желтый, чуть жесткий,

Золотящий фасад.

Впрочем, нам и не надо

Уезжать никуда,

Вон у Летнего сада

Розовеет вода,

И у каменных лестниц,

Над петровской Невой,

Ты глядишь, европеец,

На закат золотой.

«Я в плохо проветренном зале…»

Я в плохо проветренном зале

На краешке стула сидел

И, к сердцу ладонь прижимая,

На яркую сцену глядел.

Там пели трехслойные хоры,

Квартет баянистов играл,

И лебедь под скорбные звуки

У рампы раз пять умирал.

Там пляску пускали за пляской,

Летела щепа из-под ног —

И я в перерыве с опаской

На круглый взглянул потолок.

Там был нарисован зеленый,

Весь в райских цветах небосвод,

И ангелы, за руки взявшись,

Нестройный вели хоровод.

Ходили по кругу и пели.

И вид их решительный весь

Сказал мне, что ждут нас на небе

Концерты не хуже, чем здесь.

И господи, как захотелось

На волю, на воздух, на свет,

Чтоб там не плясалось, не пелось,

А главное, музыки нет!

«Танцует тот, кто не танцует…»

Танцует тот, кто не танцует,

Ножом по рюмочке стучит.

Гарцует тот, кто не гарцует,

С трибуны машет и кричит.

А кто танцует в самом деле

И кто гарцует на коне,

Тем эти пляски надоели,

А эти лошади – вдвойне!

«Чего действительно хотелось…»

Чего действительно хотелось,

Так это города во мгле,

Чтоб в небе облако вертелось

И тень кружилась по земле.

Чтоб смутно в воздухе неясном

Сад за решеткой зеленел

И лишь на здании прекрасном

Шпиль невысокий пламенел.

Чего действительно хотелось,

Так это зелени густой.

Чего действительно хотелось,

Так это площади пустой.

Горел огонь в окне высоком,

И было грустно оттого,

Что этот город был под боком

И лишь не верилось в него.

Ни в это призрачное небо,

Ни в эти тени на домах,

Ни в самого себя, нелепо

Домой идущего впотьмах.

И в силу многих обстоятельств

Любви, схватившейся с тоской,

Хотелось больших доказательств,

Чем те, что были под рукой.

«Закрою глаза и увижу..«

Закрою глаза и увижу

Тот город, в котором живу,

Какую-то дальнюю крышу,

И солнце, и вид на Неву.

В каком-то печальном прозренье

Увижу свой день роковой,

Предсмертную боль, и хрипенье,

И блеск облаков над Невой.

О боже, как нужно бессмертье,

Не ради любви и услад,

А ради того, чтобы ветер

Дул в спину и гнал наугад.

Любое стерпеть униженье

Не больно, любую хулу

За легкое это движенье

С замахом полы за полу.

За вечно наставленный ворот,

За синюю невскую прыть,

За этот единственный город,

Где можно и в горе прожить.

«Но и в самом легком дне…»

Но и в самом легком дне,

Самом тихом, незаметном,

Смерть, как зернышко на дне,

Светит блеском разноцветным.

В рощу, в поле, в свежий сад,

Злей хвоща и молочая,

Проникает острый яд,

Сердце тайно обжигая.

Словно кто-то за кустом,

За сараем, за буфетом

Держит перстень над вином

С монограммой и секретом.

Как черна его спина!

Как блестит на перстне солнце!

Но без этого зерна

Вкус не тот, вино не пьется.

«Два лепета, быть может бормотанья…»

Два --">