Джордж Гордон Байрон - Чайльд Гарольд

мест глубокое молчанье,

Чтоб скромное вести повествованье,

Покой усталых муз тревожить нет причин.

II.

Жил юноша в Британии когда-то,

Который добродетель мало чтил;

Он дни свои влачил в сетях разврата

И ночи за пирами проводил;

Увы, разгул был для него кумиром;

Лишь пред пороком он склонялся ниц

И, презирая то, что чтится миром,

Доволен был лишь оргией иль пиром,

В кругу развратников и в обществе блудниц.

III.

Пред вами Чайльд-Гарольд.^[11] Я не намерен

Поведать вам, откуда вел он род;

Но этот род был знатен, чести верен

И заслужил в былые дни почет;

Но всякое преступное деянье

Потомка загрязняет предков честь

И обелить его не в состояньи

Ни летописца древнее сказанье,

Ни речь оратора, ни песнопевца лесть.

IV.

Кружился в свете он, как на просторе

Кружится мотылек среди лучей;

Не мог предвидеть он, что злое горе

Его сразит нежданно в цвете дней;

Но вот година тяжкая настала:

Узнал он пресыщенье, а оно,

Как чаша бед, приносит мук не мало.

В краю родном Гарольду тесно стало;

Так в келье схимнику и душно, и темно.

V.

Грехов не искупая, он стезею

Преступной шел. Красивых славя жен,

Гарольд был очарован лишь одною,^[12]

Но с ней, увы! не мог сойтися он…

Как счастливо, что ласкою разврата

Не запятнал он светлый свой кумир:

Измена за любовь была бы платой.

Жену б он разорил безумством траты

И вынесть бы не мог семейной жизни мир.

VI.

Пресыщен всем, утратив счастья грезы,

Он видеться с друзьями перестал;

В его глазах порой сверкали слезы,

Но гордый Чайльд им воли не давал.

Объят тоской, бродил он одиноко,

И вот решился он свой край родной

Покинуть, направляясь в путь далекий;

Он радостно удар бы встретил рока

И скрылся б даже в ад, ища среды иной.

VII.

Покинул Чайльд-Гарольд свой замок старый;

Под гнетом лет, казалось, рухнет он,

Его ж щадили времени удары:

Держался он массивностью колонн.

Там некогда монахи обитали,^[13]

Теперь же суеверия приют

Театром стал пафосских сатурналий;

Могли б подумать старцы, что настали

Их времена опять, коль хроники не лгут.

VIII.

Порою, словно тайну вспоминая,

Измену иль погибшую любовь,

За пиршеством, немую скорбь скрывая,

Сидел Гарольд, сурово хмуря бровь;

Но тайной оставалася тревога

Его души; друзьям он не вверял

Заветных дум и шел своей дорогой,

Советов не прося; страдал он много,

Но в утешениях отрады не искал.

IX.

Хоть он гостей сзывал к себе не мало

На пиршества, все ж не имел друзей;^[14]

Льстецов и паразитов окружала

Его толпа; но можно ль верить ей?

Его любили женщины, как мота:

Сокровища и власть пленяют жен

(При золоте метка стрела Эрота);

Так рвутся к свету бабочки; оплота

Там ангел не найдет, где победит Мамон.

X.

Гарольд не обнял мать, пускаясь в море,

С любимою сестрой в отъезда час

Не виделся;^[15] души скрывая горе,

Уехал он, с друзьями не простясь;

Не потому он избегал свиданья,

Что был и тверд, и холоден, как сталь,

Нет! Кто любил, тот знает, что прощанья

Усугубляют муку расставанья…

Лишь горестней нестись с разбитым сердцем в даль.

XI.

Богатые владенья, замок старый

Покинул он без вздохов и без мук,

Голубооких дам, которых чары,

Краса кудрей и белоснежных рук

Могли б легко отшельника святого

Ввести в соблазн, – все то, что пищу дать

Порывам сладострастия готово…

Ему хотелось мир увидеть новый

И, посетив Восток, экватор миновать.^[16]

XII.

Надулись паруса; как будто вторя

Его желаньям, ветер резче стал;

Поплыл корабль, и скоро в пене моря

Бесследно скрылся ряд прибрежных скал.

Тогда в душе Гарольда сожаленье

Проснулось, может быть; но ничего

Он не сказал и скрыл свое волненье,

Он твердым оставался в то мгновенье,

Как малодушный плач звучал вокруг него.

XIII.

В вечерний час, любуяся закатом,

Он арфу взял; под бременем тревог

Любил он волю дать мечтам крылатым,

Когда никто внимать ему не мог;

И вот до струн коснувшися рукою,

Прощальную он песню затянул,

В то время, как корабль, в борьбе с волною,

Катился в даль, и, одеваясь тьмою,

Его родимый край в пучине вод тонул.