Владимир Григорьевич Бенедиктов - Другие редакции и варианты (сборник)

Владимир Григорьевич Бенедиктов Другие редакции и варианты (сборник)

Бранная красавица

Она чиста, она светла

И убрана сребром и златом,

Герою воину мила

И с ним дружна, как с милым братом.

Свои стальные красоты

Одеждой тесной чинно кроя,

Во время мира и покоя

Она стыдится наготы;

Но вспыхнет брань, настанет дело,

И вмиг блеснет, обнажена,

И миру выкажет она

Красиво выгнутое тело,

Объята воина рукой,

Тогда, открыта, без наряда,

Она сверкает остротой

Огнеубийственного взгляда,

И в глубь сердец находит путь, –

И хоть лобзает без сознанья,

Но далеко проходят в грудь

Ее жестокие лобзанья,

И часто, в жаркие места

Всекаясь с дикою любовью,

Ее железные уста

Дымятся жертвенною кровью. –

Когда нага – она грозит,

Она свистит, она разит;

Но гром военный утихает,

И утомленная рука

Ее покровом облекает,

И вновь она, тиха, кротка,

Близ друга, сбоку, отдыхает.

Сослуживцу

Буря брани прекратилась,

Кончен лютый пир войны,

И спокойно опустилась

Сабля верная в ножны.

К сердцу счастие привьется

Слаще стройного напева,

Ярче солнечных лучей,

В легкой резвости своей

Иногда она играла

Где рука ее бралась,

Сабля лавром обвилась.

Ты повергнешь к ножке милой

Этот мужественный меч

И, богат сердечной силой,

Поведешь такую речь:

«Вот, – ты скажешь ненаглядной, –

Вот, желанная моя,

Царской милостью наградной –

Посмотри – увенчан я.

К твоему лишь правосудно

Обращаюсь я теперь:

За отчизну бился грудью

Я недаром – нет потерь.

Но за то, что стойко, честно

Бой я выдержал в груди,

Жду еще награды лестной:

Ангел жизни! Награди!»

Жалоба дня

Чудной таинства приманкой

Увлечен, я как стрела

Гнался, гнался за смуглянкой:

«Стой!» – кричу я… Нет! ушла.

Грусть-тоска меня погубит,

Доля злая мне дана, –

Белокурого не любит

Чернокудрая она.

Золотой век

Где радость сверкала, куда ни взгляни –

На землю взирая с лазурного свода,

Светила небес заменяли судей,

Законы писала одна лишь природа

И острым мечом не играла вражда

Любовь не таилась в ущельях сердец.

Озеро

Средь вскормленных снегом дубрав и пустынь

Я некогда видел волшебную синь,

На ложе песчаном покоясь,

Она то дрожала, тиха и светла,

То дико мутилась, росла и рвала

Унизанный камнями пояс.

Я отроком часто на бреге стоял

Без мысли, но с чувством на волны взирая,

К ногам моим ластились волны.

Неверной стихии живая краса,

Летя расцветали челнов паруса.

Как перси красавицы, полны.

Облака

Там – в краях недостижимых

Для мечтателя очей

Сколько форм неуловимых!

Сколько дымчатых кудрей!

То прозрачны, то угрюмы,

Как сомнительные думы,

То с готовою слезой.

То с небесною грозой,

Эти груды, эти глыбы

Через горний мчатся свод.

Мнится, там простер изгибы

Дев туманных хоровод.

Там, в степи небес обширной,

Виден армии эфирной

Боевой, громадный ход:

Растянулась эта сила –

И заря из-под руки

Словно кровью обкатила

Эти грозные полки;

Войско реже, – там под тучей,

Как огни стрельбы летучей,

Солнца брызнули лучи –

И легли кругом в обломках,

В раззолоченных каемках,

Шлемы, латы и мечи.

Вот, отделясь от области волнистой

Тех облаков, идет из них одно

Могучее, – и с высоты оно

Царем глядит, – в опушке золотистой

Сияет верх; увенчано чело,

А мрак в груди, а в сердце – тяжело,

И капли слез с той вышины престольной

В обитель слез – на мир упали дольный,

А белый пар, как чистый фимиам,

Клубится ввысь, истаивая там.

Напоминание Помнишь ли?

Нина! Помнишь ли мгновенья,

Как поклонник верный твой,

Полный страстного волненья,

Всюду мчался за тобой?

В светозарной, шумной зале,

Помнишь, милая, на бале –

В этом общем кипятке, –

Как вносили в вихрь круженья

Стан твой полный обольщенья,

На пылающей руке, –

Как рука моя лениво

Отделялась от огней

Бесконечно прихотливой

Дивной талии твоей, –

И в роскошном утомленье

Ты садилась в отдаленье,

Словно Нину ураган

Бросил вдаль своим порывом

И возвысил ей приливом

Юных