Ирина Николаевна Кнорринг - Золотые миры

было для неё главным – пройдя сквозь житейские испытания, говорить правду «золотыми словами». И
ещё – трепетное отношение к поэзии, к стихам.
Они отрадней, чем слова молитв.
Их повторять, ведь то же, что молиться.
Перечитывая любимые страницы А.Блока или А.Ахматовой, признавалась:
Я, как Евангелие, страницы их
Целую с трепетом благоговенья.
И вот ещё:
Мы будем медленно читать стихи,
Ведь каждый, как умеет, славит Бога.
6

И она пыталась читать «В небе бесконечном и бездонном,
/ Полном вдохновенья и огня», ибо «В этом мире нет противоречий, / В таинственной гармонии Творца». Чистым
трепетом перед миром небесным, поиском «золотых слов»,
«Чтобы вечно струнами звучали / Жадные слова Богопознанья!», она была всецело поглощена, мало думая о земном, в
том числе, и о литературной славе, которая всё же сопровождала её, и на какое-то время освещала печальное бытие,
заслоняла сомнения в значимости собственного таланта, но
слава эта заканчивалась часто разочарованием, «отвращеньем к литературе, и в особенности, к стихам...», которые
не могут равняться жизни, не могут её пересилить, не могут
и небу равняться – вдохновение смертных меркнет перед
вдохновением небесного Творца:
Что прежде называла вдохновеньем,
Что прежде было счастьем и мечтой,
А после – тоже стало пустотой...
Может, ещё и поэтому отводила она себе скромную роль
в литературе («Верно, мне не сделаться поэтом...»), что понимала: никогда не станет великой, поскольку никогда не
разгадает тайну небесной гармонии. И как бы не были чеканны её собственные строки (этим она иногда гордилась),
стройность Божественной музыки ей не передать. Но она
слышала её, музыка эта её волновала (у Ирины был безупречный музыкальный слух, она играла на пианино, и отец
её был музыкантом-любителем).
Всё, что отвлекало от небесной гармонии, Ирину раздражало, особенно, шумные, хмельные вечера среди собратьев
по перу, где было немало псевдо поэтов, или просто мало
одарённых людей, но с большими претензиями. Для Ирины
же слово Поэт всегда звучало с большой буквы. Звание Поэта было священным.
Я никому не читаю стихов,
Я не срываю похвал.
Я разлюбила угар вечеров,
Душный, наполненный зал.
Но никому – ни за что – никогда –
Я не поведаю – нет,
Чем для меня в те живые года
Было названье – Поэт.
7

Ирина старалась держаться в тени, в стороне от всегда
праздничного, праздного Монпарнаса, где в ночных кафе
любили собираться молодые русские поэты Парижа: спорили, читали стихи, делили лавры первенства, доказывали маститым «старикам», таким как Бунин, Мережковский, или
более близким к себе Ходасевичу и Адамовичу, что имеют
право на звание поэтов, что именно они глашатаи нового
времени. Ирину утомляла нездоровая атмосфера этих вечеров, где ждут «злого, литературного анекдота», как возможности поглумиться над кем-то – просто так, от скуки,
от того, что потерпели катастрофу, выброшены на чужой
берег, где никому не нужны. Она видела «На привычно-равнодушных лицах /Острой злобы плохо скрытый яд» – неизбежный яд соперничества, зависти, вранья, дешёвого театра, что присуще для любой богемы. Ирина сторонилась
этого яда: «Как уйти от путей лукавых? Как увидеть нетленный свет?». Она берегла «храм чистой нежности и чистоты»
– свою душу, чутко слушая, «как растёт могучий звук», как
в сердце «звучит струна». В такие минуты она чувствовала:
«Душа сильна: в ней блещет вечный свет». Она искала «то,
что бессмертнее и выше счастья», и только тогда «Слетают
с языка / Неповторимые слова», только тогда «человеческой
станет душа». Слова слетали с языка, как высверк молнии:
Я не умею говорить слова,
Звучащие одними лишь словами.
Я говорю мгновенными стихами,
Когда в огне пылает голова.
Ирина была, по словам Н.Н.Кнорринга, «летописцем своих переживаний», и недаром первую книжку назвала «Стихи о себе».
«Больше всего я люблю себя и стихи», – признавалась она.
Но это была не эгоистическая любовь, не примитивное самолюбование. Этого как раз у неё никогда не было. «Люблю
себя» – люблю тот свет в себе, который называют Богом. В
каждого из нас Он вдыхает жизнь, и значит, частицу своего
дыхания, частицу себя. Именно это любила в себе Ирина.
Душа моя растёт,
Как стон морей, как ширь степей...
Растёт, цветёт, поёт и ждёт,
И ждёт грядущих дней...
8

Стихи свои, где открывалась её душа, считала она --">