Владимир Александрович Луговской - Стихи

                  не пожелаю врагу.

Но силу твою и слово твоё

                     трепетно берегу,

Пусть для героев

              и для бойцов

                     кинется с губ моих

Радость моя,

          горе моё —

                   жёсткий и грубый стих.

Нет, не любил я цветов,

                     нет, — я не любил цветов,

Знаю на картах, среди широт

                         лёгкую розу ветров.

Листик кленовый — ладонь твоя.

                           Влажен и ал и чист

Этот осенний, немолодой,

                     сорванный ветром лист.

[Русская и советская поэзия для студентов-иностранцев. А.К.Демидова, И.А. Рудакова. Москва, изд-во "Высшая школа", 1969.]

Та, которую я знал

Нет,

   та, которую я знал, не существует.

Она живет в высотном доме,

                        с добрым мужем.

Он выстроил ей дачу,

                  он ревнует,

Он рыжий перманент

                 ее волос

                        целует.

Мне даже адрес,

              даже телефон ее

                            не нужен.

Ведь та,

       которую я знал,

                    не существует.

А было так,

          что злое море

                    в берег било,

Гремело глухо,

            туго,

               как восточный бубен,

Неслось

     к порогу дома,

               где она служила.

Тогда она

        меня

           так яростно любила,

Твердила,

       что мы ветром будем,

                         морем будем.

Ведь было так,

          что злое море

                    в берег било.

Тогда на склонах

               остролистник рос

                              колючий,

И целый месяц

          дождь метался

                    по гудрону.

Тогда

    под каждой

             с моря налетевшей

                              тучей

Нас с этой женщиной

                  сводил

                       нежданный случай

И был подобен свету,

                  песне, звону.

Ведь на откосах

             остролистник рос

                           колючий.

Бедны мы были,

            молоды,

                 я понимаю.

Питались

       жесткими, как щепка,

                         пирожками.

И если б

       я сказал тогда,

                    что умираю,

Она

   до ада бы дошла,

                 дошла до рая,

Чтоб душу друга

               вырвать

                    жадными руками.

Бедны мы были,

           молоды —

                я понимаю!

Но власть

        над ближними

                  ее так грозно съела.

Как подлый рак

              живую ткань

                         съедает.

Все,

   что в ее душе

               рвалось, металось, пело, —

Все перешло

          в красивое тугое

                         тело.

И даже

     бешеная прядь ее,

                    со школьных лет

                                  седая,

От парикмахерских

               прикрас

                    позолотела.

Та женщина

         живет

             с каким-то жадным горем.

Ей нужно

       брать

           все вещи,

                  что судьба дарует,

Все принижать,

            рвать

               и цветок, и корень

И ненавидеть

           мир

             за то, что он просторен.

Но в мире

        больше с ней

                    мы страстью

                              не поспорим.

Той женщине

          не быть

               ни ветром

                       и ни морем.

Ведь та,

       которую я знал,

                    не существует.

6 марта 1956

Первый снег

Вот и выпал первый снег,

первый снег,

Он покрыл долины рек —

первый снег.

А река течёт черна,

первый снег,

Вся жива ещё до дна,

первый снег.

Вся любовь моя черна,

первый снег,

Вся жива ещё до дна,

первый снег.

Льдом покроется она,

первый снег,

Но на свете есть весна,

первый снег!

Я приветствую тебя,

первый снег,

Не жалея, не скорбя,

первый снег.

Хоть невесело идти,

первый снег,

На седом твоём пути,

первый снег.

1938

Алайский рынок

Три дня сижу я на Алайском рынке,

На каменной приступочке у двери

В какую-то холодную артель.

Мне, собственно, здесь ничего не нужно,

Мне это место так же ненавистно,

Как всякое --">