Евгений Иванович Блажеевский - Письмо

«О, как спокоен нынче я!..»

О, как спокоен нынче я!..

Вчера мне отрубили голову,

И гордо я хожу по городу,

Забыв глухое чувство голода

Ко всем предметам бытия.

Мне говорил палач:

«Не плачь,

Ведь завтра ты другую купишь,

Чтоб избежать людской молвы…»

А мне сегодня лепит кукиш

Ваятель вместо головы.

О, шиш из мрамора Каррары!..

На постаменте шеи он

Возникнет, как предвестник кары

На переломе двух времён.

И будет в нём дыханье бездны

И проницательность моя,

И выйдет из меня помпезный

Ниспровергатель и судья.

Я буду точен в каждом жесте

И, скажем, вытащу на свет,

Что ты украл в роддоме шерсти,

Отбритые за десять лет.

Иль на просторах паранойи,

Увидя тайный знак вдали,

Увёл видения у Гойи,

Похитил Галю у Дали…

О, волоките меня волоком

По вашей грязной мостовой!..

Моя душа оббита войлоком,

Я ненавижу, я чужой

В миру, где умер почитатель

Стихов, и в суете мирской

Ненужным сделался ваятель,

И шиш исчез из мастерской.

1966, 1999

1 Из цикла «ПРОФИЛЬ СТЕРВЯТНИКА»

«Те дни породили неясную смуту…»

Те дни породили неясную смуту

И канули в Лету гудящей баржой.

И мне не купить за крутую валюту

Билета на ливень, что лил на Большой

Полянке,

             где молнии грозный напарник

Корёжил во тьме металлический лом,

И нёс за версту шоколадом «Ударник»

С кондитерской фабрикой за углом.

Весёлое время!.. Ордынка… Таганка…

Страна отдыхала, как пьяный шахтёр,

И голубь садился на вывеску банка,

И был безмятежен имперский шатёр.

И мир, подустав от всемирных пожарищ,

Смеялся и розы воскресные стриг,

И вместо привычного слова «товарищ»

Тебя окликали: «Здорово, старик!»

И пух тополиный, не зная причала,

Парил, застревая в пустой кобуре,

И пеньем заморской сирены звучало:

Фиеста… коррида… крупье… кабаре…

А что ещё надо для нищей свободы? —

Бутылка вина, разговор до утра…

И помнятся шестидесятые годы —

Железной страны золотая пора.

1992

МОСКОВСКОЕ ВОСПОМИНАНИЕ

В морозный вечер мимо гастронома

Рысцой весёлой до пристройки низкой

Затерянного в переулках дома

Спешили мы с подругой по Мясницкой.

Малиново-сиреневые тени

Сгущались и, как помнится теперь,

Вели в пристройку стёртые ступени,

И старую обшарпанную дверь

Нам открывала странная хозяйка —

Огромная, на тоненьких ногах.

Кипели щи. На кухне сохла байка

Её рубах и кофточек, но, ах!..

Как хорошо картошкою печёной

Закусывать и верить, закурив

В компании бухой и обречённой,

Что это только краткий перерыв,

Что не оставит пьяное подполье

В твоей душе тоски и синяков,

Что впереди раскидистое поле

И горы ненаписанных стихов,

Что женщина, которую привёл ты,

Минуя долгий тёмный коридор,

Войдёт с тобою в комнату, где жёлтый

Огонь страстей ворвётся в разговор.

И ты — студент, гуляка и бездомник —

Рукой рассеешь дыма пелену,

Чтоб трепетные груди, как приёмник,

Настроить на безумную волну…

О, молодость!.. Давно совсем другие

Жильцы в пристройке каменной, но вот

Кривая тень внезапной ностальгии

Ползёт за мной от Кировских ворот…

1991

1972 ГОД

Олегу Яновскому

1

А жил я в доме возле Бронной

Среди пропойц, среди калек.

Окно — в простенок, дверь — к уборной

И рупь с полтиной — за ночлег.

Большим домам сей дом игрушечный,

Старомосковский — не чета.

В нём пахла едко, по-старушечьи,

Пронзительная нищета.

Я жил --">