Николай Иванович Глазков - Избранное

выражал эту застенчивость почти звериным рыком: «Тело твое прошу, как просят христиане — „хлеб наш насущный даждь нам днесь“». Не стоит глазковские призывы к женщине — «Надо быть исключительной дурой, // Чтоб такое свершить преступленье // Пред отечественной литературой» — принимать за развязность. Это была его, глазковская, форма той же самой застенчивости. Отношение Глазкова к женщине лучше всего выражено в отчаянном признании-обещании:

Ищи деловитого, дельного,

Не сбившегося с пути;

Такого, как я, неподдельного,

Тебе все равно не найти!

Да и то, что Глазков неустанно называл сам себя «великим», — не зазнайство:

Как великий поэт

Современной эпохи

Я собою воспет,

Хоть дела мои плохи.

В неналаженный быт

Я впадаю как в крайность…

Но хрусталь пусть звенит

За мою гениальность!..

Для Глазкова это было самоспасением, когда все лучшее, написанное им, корчилось под самсебяиздатовскими обложечками, ища выхода к людям, который был перекрыт. Но свою неподдельность Глазков спас. И, возможно, в своем самоопределении, казавшемся даже его друзьям всего-навсего шуткой, он не ошибся.

Юношеские опасения Глазкова оказались напрасными: фарса не получилось, ибо скоморох и богатырь в одном лице — это фигура поистине драматическая…

Да, фильм «Андрей Рублев» начинается с того, как деревенский полусумасшедший-полупророк, наполнив дымом сшитый из кож воздушный шар, прыгает с колокольни, пытаясь взлететь, но земное притяжение неумолимо — и он разбивается. Роль этого летающего мужика сыграл Николай Глазков.

А вот в жизни ему все-таки удалось взлететь в небо истинной поэзии.

Стихотворения

«Прошедшее прошло и миновало…»

Прошедшее прошло и миновало,

Оно уж не вернется никогда,

Но для меня не все еще пропало:

Пропали лишь минувшие года.

1934

«Рекламы города цветут…»

Рекламы города цветут

Движеньем и огнем.

Четыре девушки идут

И думают о нем.

А почему не обо мне,

Чем хуже я его?!

Ничем не хуже, но оне

Не смыслят ничего.

1933

«Есть много в миру баллад…»

Есть много в миру баллад

И много в быту болот.

На всех площадях парад,

Все реки проходят вброд.

На всякого Цезаря — Брут,

Во всякой науке Евклид,

И к адской стене припрут

Граниты могильных плит.

1937

«Как из чернильницы вино…»

Как из чернильницы вино

И откровенья с наковален,

Я в мире — как никто иной,

И потому оригинален.

Но все ж судьбой неповторимой

Себя напрасно я томил:

Не все пути ведут из Рима,

Но все они приводят в мир.

Что было там? Бесславья копоть,

Непобедимая тоска.

Что верность средствам? Лишь окопы.

А верность целям — то войска.

Довольно жить на почве зыбкой,

Препятствия не сокруша.

Я сознаю свои ошибки,

Что значит — их не совершал.

1937

«Пьяный ушел от зимнего холода…»

Пьяный ушел от зимнего холода,

Пьяный вошел в кафе какое-то,

Словно в июльский день.

Стопка, другая, и третья, и пятая,

Пьяный смеялся, падая,

Задевая людей.

Пьяного выволокли на улицу,

Лежит человек на снегу и простудится

Во имя каких идей?

Пират

В морской утонувши пучине,

Мог быть достоянием крабов

Иль где-нибудь в знойной пустыне

Рабом разъяренных арабов.

Не раз на съеденье акулы

Его обрекали матросы,

Но он им сворачивал скулы,

Спокойно куря папиросы.

Не раз с берегов Сенегала

Ему угрожали кончиной,—

Он вешал посланца-нахала

--">