Владимир Николаевич Корнилов - Музыка для себя

кричали:

— Там руса!.. —

И стоек легенды угар.

Но помню со школы: Таруса

Стояла еще до татар.

Еще не нагрянули гости,

А кто-нибудь в мирном году

Корябал свое на бересте:

«Жить горько и невмоготу…»

В ПРАЧЕЧНОЙ

Бросила жена? Ее

Бросил сам? Сменил жилье?

…Гладили вдвоем белье

С ним в стекляшке.

Он балдел — заметил я —

От шумевшего бабья

И от вороха белья,

И от глажки.

А по виду был ходок,

Но совсем не холодок —

То ли страх, то ли упрек

Был во взгляде.

Может, чудилось ему:

Я, старик, его пойму.

Объяснить мне, что к чему

Будет кстати.

На подобный разговор

Я его бы расколол.

Прежде был и спор и скор

На знакомства:

Две рюмахи или три

Пропустили — говори.

А теперь скребет внутри

Скорбь изгойства.

Несуразная судьба —

Эмиграция в себя;

Словно начисто тебя

Съела фронда.

Вроде ты живой и весь

И душой и телом здесь,

А, сдается, что исчез

С горизонта.

Потому теперь и впредь

Не к чему ломать комедь.

И не стал я пить с ним — ведь

Мы б не спелись.

После полусотни грамм

Он, растерян и упрям,

Выдохнул бы: «Пшел к ерам.

Отщепенец…»

Так что про житье-бытье

Мы молчали, а белье

Расстилали, как бабье,

На гладилке.

Потому и обошлось

Без мужских горючих слез,

Без сочувствий, без угроз.

Без бутылки.

ЯБЛОКИ

Бедный дичок загорчил, как досада.

Белый налив до сих пор сахарист…

Яблоки из монастырского сада,

Что же я раньше не рвал вас, не грыз?

Или шатался не больно идейно

По лесостепи, лесам и степи,

И, как назло, попадались отдельно

Либо сады, либо монастыри?

Вот отчего так смущенно и дерзко,

Словно во сне еще — не наяву,

В прежней обители Борисоглебской

Эти ничейные яблоки рву.

…Яблоки из монастырского сада,

Я не найду вам достойной хвалы,

Вы словно гости из рая и ада,

Словно бы средневековья послы.

Вас прививала лихая година,

И, хоть была невпродых тяжела,

Память о ней и горька, и сладима,

И через вас до сегодня жива.

Вот и сегодня в Историю живу

Вновь я уверовал благодаря

Этим бесхозным дичку и наливу

Борисоглебского монастыря.

ЧТЕНИЕ

Он все еще кочует,

Под звездами ночует,

Бичует и врачует,

И чует,

Что линчуют.

И никуда не скрыться…

Еще одна страница,

Еще одна девица

Стремится

Исцелиться…

Мне все давно известно,

Я знаю день и место,

Но все ж надеюсь честно

На исправленья текста.

…Но нет!..

Созрели козни

И бревна в гору тащат…

Не надо мне про гвозди…

Глаголь, второй рассказчик!

…И вновь калечных лечит,

Талдычит, бисер мечет…

«А вдруг не изувечат?» —

Надеюсь целый вечер.

…И вот, пока, кочуя,

Он жить велит по-птичьи,

Я пропущу про чуда,

Зато запомню притчи…

Зачем престол небесный

И ангельская свора,

Когда была в нем бездна

Таланта и простора?!

Была в нем прорва чувства.

…И мне, ей богу, грустно,

Не веруя в Иисуса,

Так веровать в искусство.

СОРОК ЛЕТ СПУСТЯ

Подкидыш никудышных муз

И прочей нуди,

Я скукой день-деньской томлюсь

В Литинституте.

И замыслов невпроворот,

И строчек вздорных.

А за окном асфальт метет

Упорный дворник.

Сутулый, тощий, испитой,

Угрюм он, болен.

Но шут с ним и с его бедой —

Я дурью полон.

…Когда бы знать, что он лишен

Других доходов,

Что от журналов отлучен

Отцом народов,

С того и проза тех времен

Вдруг стала тусклой…

Зато просторный двор метен

Литинститутский.

…Всю жизнь гляделся я в себя,

А в ближних — мало,

И все равно его судьба

Меня достала.

--">