Борис Леонидович Пастернак , Андрей Белый , Георгий Иванович Чулков , Сергей Антонович Клычков , Иван Сергеевич Рукавишников , Борис Андреевич Пильняк - Круг. Альманах артели писателей, книга 5

На последний день страшно гром загремел с того краю,

                                       где далекие горы Югорские.

На последний день со всего неба тучи над борами сошлись.

А к полудню тучи те дождем пролились.

Уж таким-ли дождем ливным-проливным.

А и тем ливнем-дождем огонь-полымя в землю вбило.

И тогда народ вздохнул.

Трава-мурава опять вскорости зелена стала, зелена да радостна.

Только нет в заречьи бора на-далеко.

Стоит пенье черное погорелое.

Стоит пал, душу тоской мутит.

Только все зверье убежало-ушло далеко в боры другие.

Все зверье, что душу радует человечью.

Нет ни вепря, ни ольня, ни медведя, ни белочки.

А из птиц осталось воронье, галочье, воробье да ястребы.

А и змей-медяниц развелось видимо-невидимо.

Тогда по земле вести пошли. Вести страшные, вести ратные.

НАБАТ.

В полночь, в полночь, в самую полночь,

В полночь колокол всех побудил.

Меднолитный колокол возгудел.

Меднолитный с се́ребром зазвонил.

            Зазвонил, зазво́нил, зазвонил.

            Ой беда, ой беда, ой беда.

            Ой набат, набат, набат.

На великой на зво́ннице к утрени затрезвонили

            В неуроч час.

На Залужьи подхватили, на Загрязьи тож

            Да еще в Симеоновщине.

А там и пошло, и пошло

По всем по концам.

Кто в набат, кто в трезвон, кто в красный звон,

                                   Кто как.

            Побудились кочеты по нашестям.

            С голубятен голуби повылетели.

            По поднебесью круги кружат.

С кладей, со стогов, с овинов, с чердаков

Поснималось вороньё тучей черною.

Поснималось вороньё да с галочьем.

По небу по заревому да по звонному мечутся.

Мечутся, криком кричат, каркают.

Как у каждой у подворотни да завыли псы,

              Да завыли да залаяли

Да цепями кованными загрохали.

Как народ взбаламутился весь.

Со постелей, со печей, со лежанок повскакивали да на улицу все.

Да с бабьем да с домочадцами да с мелочью.

Кто как, кто в чем,

         Кто просто в портах,

                 Кто в исподнице.

Ну, бояре те замешкались малость.

А и те бегут, на бегу кафтаньё застегивают,

                 А кушаки в зубах.

Как калитки заскрипели да застукали.

А кто, хозяин хорош, от пожарного от страха настежь ворота,

Да коней да говядо да овец да свиней

                 Со двора на улицу.

Уж и гомон пошел, и плач, и кричанье, и сутомышь.

Из конца в конец народ валом валит.

Сустречь валу валит сустречный вал.

Детворы-мелочи подавило довольно

                  Сапогами да копытами.

            Ой, горим! Ой, горим! Горим!

            Где горит? Где горит? Где?

А поверх крику, поверх гомону

Клакола гудут, звонят.

Клакола гудут, звонят,

          Душу мутят.

          Душу мутят

          Страхом-тоской.

          Тоскою смертною.

          Тоскою смертною,

          Неуёмною.

Уж и как тут народ ни гудел,

Уж и как православный ни галдел,

Как ни гомонило воронье,

Как говядо ни мычало,

Как кони ни ржали,

           А колокола крыли все

                 Меднолитные.

           А колокола с колокольчиками

           Крыл колокол один

           Колокол велик,

           Что на площади,

           На сборной на площади.

Уж и лют колокол тот гудеть.

Ах и лют колокол тот звонить,

Меднолитный с се́ребром колокол,

Меднолитный с се́ребром вечевой.

Вот как в по́лночь, в самую по́лночь,

В по́лночь на Навий день

Подступила к городу татарва

           В неуроч час.

Андрей Белый Москва

РОМАН

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава вторая^[1]

«ДОМ МАНДРО».

1.

И вот заводнили дожди.

И спесивистый высвист деревьев не слышался: лист пообвеялся; черные россыпи тлелости — тлели мокрелями; и --">