Сборник , Дмитрий Львович Быков , Наталия Догаева - Телега жизни

Телега жизни Составители Дмитрий Быков, Наталия Догаева

Предисловие Дмитрия Быкова

Рисунки художника Александра Храмцова

© Антокольский П.Г., наследники, 2020

© Ахмадулина Б.А., наследники, 2020

© Быков Д.Л., стихотворения, предисловие, состав, 2020

© Ваншенкин К.Я, наследник, 2020

© Винокуров Е.М., наследник, 2020

© Вознесенский А.А., наследники, 2020

© Гандлевский С.М., 2020

© Гребенщиков Б.Б., 2020

© Догаева Н.В., состав, фото, 2020

© Евтушенко Е.А., наследник, 2020

© Искренко Н.Ю., наследники, 2020

© Кабыш И.А., 2020

© Капович Е.Ю., 2020

© Кушнер А.С., 2020

© Лосев Л.В., наследники, 2020

© Межиров А.П., наследник, 2020

© Окуджава Б.Ш., наследник, 2020

© Рождественский Р.И., наследники, 2020

© Рязанов Э.А., наследник, 2020

© Самойлов Д., наследники, 2020

© Соколов В.Н., наследник, 2020

© Слепакова Н.М., наследник, 2020

© Слуцкий Б.А., наследник, 2020

© Тарковский А.А., наследники, 2020

© Тушнова В.М., наследники, 2020

© Чуковский К.И., наследник, 2020

© Шпаликов Г.Ф., наследник, 2020

© Эренбург И.Г., наследники, 2020

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020

Предисловие

Один из парадоксов мировой лирики: больше всего стихов написано про старость. Вы думали, про молодость? Нет. Стихи ведь обычно и пишутся в юности: как сказал один из авторов этого сборника, Александр Межиров, – «Есть правило, оно бесповоротно, всем смертным надлежит его блюсти: до тридцати поэтом быть почетно и срам кромешный – после тридцати». В молодости о молодости не пишут, как здоровый не замечает здоровья: оно просто есть. Ну разве что, в порядке кокетства, когда исчерпаны прочие темы, поступают в духе Ленского: «Он пел увядший жизни цвет без малого в осьмнадцать лет».

Иное дело старость: это время сетований, во-первых, и честных признаний, во-вторых. Как сказал однажды Шкловский Лидии Гинзбург, «В старости вы перестанете бояться и напишете правду», что она и сделала (впрочем, писала ее и в молодости, но – в стол). Я как-то спросил об этом парадоксе Кушнера, его стихов в этой книжке тоже много: почему вдруг оказалось, что старение – самая поэтическая тема? Очень просто, сказал Кушнер, закуривая любимую свою крепкую сигариллу. Лучшие стихи пишут о том, чего боятся. Поэт же, в общем, как моллюск: попала к нему острая песчинка – он ее обволакивает перламутром, чтобы не кололась. Ну и получается жемчуг. А старость – сильно колется, причем всю жизнь. И прочел из нового:

Припадая к кустам, глядя вслед облакам,

Помня все, что манило и грело,

Поучись у Рембрандта любви к старикам —

Это горькое, трудное дело.

Хуже старости, кажется, нет ничего,

Только смерть, да и та – не намного.

Но похоже на подвиг искусство его,

А старик пожалеет и сам хоть кого,

Хоть тебя: не грусти, ради Бога!

И когда отойдешь от того старика,

Не забудь, обречен на разлуку,

Как в венозных прожилках сжимает рука

Его правая – левую руку.

Вот, кстати, хоть и написано это в 81 год, а очень хорошо. Есть немногие счастливцы, которые в старости испытали расцвет; есть и те, кто молодости стыдились, вообще не печатались, опубликовали первые подборки в почтенном, по меркам XIX века, возрасте – около сорока. Лев Лосев, скажем, известный молодым друзьям как Лифшиц и вошедший в литературу под псевдонимом. Лосев, которого Синявский назвал последним обэриутом, позволял себе такую дерзость, до какой молодым далеко, – а все почему? Бояться нечего. «И не пристало мне под старость лет собою подпирать милицанера» – кто еще рискнул бы наговорить коллегам столько дерзостей? А про Фуко как он высказался? И все потому, что был уже свободен от дежурного пиетета к «кому положено», свободен от любви и от плакатов, сказал другой поэт, всю жизнь дико боявшийся старости и, говорила его возлюбленная, покончивший с собой от этого страха.

Молодость, что и говорить, поэтическое время – но лишь в том отношении, что сил много, все кипит от избытка чувств, любовь на каждом шагу (в этом, кстати, есть некоторая проблема – гормоны заслоняют мир, в стихах молодых тесно от авторской личности, туда с трудом впихивается еще любимый/любимая, но посторонним места нет: молодость близорука, людей не видит, видит себя. Автор этих строк самокритично описал это состояние еще в относительной юности: «Юность смотрит в телескоп. Ей смешон разбор детальный. Бьет восторженный --">