Говард Филлипс Лавкрафт - Кошмар По-эта

He swept me, past the lapping lakes of flame,

And red-gold thrones of gods without a name

Who shriek in fear at some impending fate.

Then a black gulf with sea-sounds in the night:

“Here was your home,” he mocked, “when you had sight!”

V. Возвращение домой

В край светлый тот, мои что сны хранят:

Террасы ввысь, чей мрамор балюстрад

Расчесывает кудри облаков,

Внизу же лабиринт из куполов

И башен, подле волны где шумят.

Меня, сказал он, чары вновь пленят

Высот, с них буду слушать моря зов.

И чрез закат понес меня с собой —

Над озером, где плещется огонь,

Над тронами могуществ без имен,

Кричат что в страхе пред своей судьбой.

Затем – шум моря в бездне черноты:

«Был здесь твой дом, – бес хмыкнул, – зрел что ты!»

VI. The Lamp

Whose chiseled sign no priest in Thebes could read,

And from whose caverns frightened hieroglyphs

Warned every living creature of earth’s breed.

No more was there – just that one brazen bowl

With traces of a curious oil within;

Fretted with some obscurely patterned scroll,

And symbols hinting vaguely of strange sin.

Little the fears of forty centuries meant

To us as we bore off our slender spoil,

And when we scanned it in our darkened tent

We struck a match to test the ancient oil.

It blazed – great God!.. But the vast shapes we saw

In that mad flash have seared our lives with awe.

VI. Лампа

Жрецы из Фив чей символ не прочли,

Где текст из иероглифов пугал

Всех тварей существующих Земли.

Из меди чаша эта лишь нашлась

С остатком масла странного на дне;

Узором жутким череда вилась

Порочных знаков и письмён по ней.

Не вняв боязням сорока веков,

Мы прихватили скудный наш трофей,

И в ночь, вернувшись под палатки кров,

Поджечь решили масло в озорстве.

Как вспыхнуло!.. Но жуть огонь явил,

Чей вид нам страхом души иссушил.

VII. Zaman’s Hill

A precipice against the main street’s end;

Green, tall, and wooded, looking darkly down

Upon the steeple at the highway bend.

Two hundred years the whispers had been heard

About what happened on the man-shunned slope —

Tales of an oddly mangled deer or bird,

Or of lost boys whose kin had ceased to hope.

One day the mail-man found no village there,

Nor were its folk or houses seen again;

People came out from Aylesbury to stare —

Yet they all told the mail-man it was plain

That he was mad for saying he had spied

The great hill’s gluttonous eyes, and jaws stretched wide.

VII. Холм Замана

Обрывом против улицы конца;

Высокий и зеленый, он взирал

На колокольню с видом гордеца.

Два века уж шептались о делах

На склоне, ужас брал ходить куда —

Об изувеченных зверей телах,

О мальчиках, пропавших без следа.

Раз почтальон села там не нашел,

Исчезли напрочь жители, дома;

Из Эйлсбери проверить люд пошел:

Видать, лишился тот почтарь ума,

Коль видел он, раскрыл как холм свой зев,

Глазами жадными при том смотрев.

VIII. The Port

That rides the cliff-edge over Boynton Beach,

And hoped that just at sunset I could reach

The crest that looks on Innsmouth in the vale.

Far out at sea was a retreating sail,

White as hard years of ancient winds could bleach,

But evil with some portent beyond speech,

So that I did not wave my hand or hail.

Sails out of Innsmouth! echoing old renown

Of long-dead times. But now a too-swift night

Is closing in, and I have reached the height

Whence I so often scan the distant town.

The spires and roofs are there – but look! The gloom

Sinks on dark lanes, as lightless as the tomb!

VIII. Порт

Над Бойнтон-Бич вдоль пропастей краев,

И думал быть к закату у холмов,

Внизу в долине Иннсмут где лежал.

Там парус в даль морскую уплывал,

Лишенный цвета натиском ветров,

Зловещ предвестьем, коему нет слов —

Рукой ему я вслед не помахал.

За Иннсмут курс! – звучат лишь эхом дни

Великих дел. Но близок час ночной,

Маячит уж вершина предо мной,

Откуда города черты видны.

Вот шпили, крыши – но взгляни! Все мрак

Покрыл – могилы лишь чернеют так!

IX. The Courtyard

The ancient, leprous town where mongrel throngs

Chant to strange gods, and beat unhallowed gongs

In crypts beneath foul alleys near the shore.

The rotting, fish-eyed houses leered at me

From where they leaned, drunk and half-animate,

As edging through the filth I passed the gate

To the black courtyard where the man would be.

The dark walls closed me in, and loud I cursed

That ever I had come to such a den,

When suddenly a score of windows burst

Into wild light, and swarmed with dancing men:

Mad, soundless revels of the dragging dead —

And not a corpse had either hands or head!

IX. Внутренний двор

Стан лепры, где чужим богам хвальбы

Под гонг звучат от метисов толпы

Из склепов тайных на брегу морском.

Взгляд окон блеклых полон был вражды

В домах, где жили пьянь да нищета,

Пока я шел по грязи чрез врата

Во двор, чтоб человека там найти.

Нависли стены хмурые вокруг,

И