Булат Шалвович Окуджава - Стихотворения

короля.

Был король, как король, всемогущ. И если другу

станет худо и вообще не повезет,

он протянет ему свою царственную руку,

свою верную руку – и спасет.

Но однажды, когда «мессершмитты», как вороны,

разорвали на рассвете тишину,

наш Король, как король, он кепчонку, как корону —

набекрень, и пошел на войну.

Вновь играет радиола, снова солнце в зените,

да некому оплакать его жизнь,

потому что тот король был один (уж извините),

королевой не успел обзавестись.

Но куда бы я ни шел, пусть какая ни забота,

(по делам или так, погулять),

все мне чудится что вот за ближайшим поворотом

Короля повстречаю опять.

Потому что на войне, хоть и правда, стреляют,

не для Леньки сырая земля.

Потому что (виноват), но я Москвы не представляю

без такого, как он, короля.

1957

ПЕСЕНКА О СОЛДАТСКИХ САПОГАХ

Вы слышите, грохочут сапоги,

и птицы ошалелые летят,

и женщины глядят из-под руки?

Вы поняли, куда они глядят?

Вы слышите: грохочет барабан?

Солдат, прощайся с ней, прощайся с ней…

Уходит взвод в туман-туман-туман…

А прошлое ясней-ясней-ясней.

А где же наше мужество, солдат,

когда мы возвращаемся назад?

Его, наверно, женщины крадут

и, как птенца, за пазуху кладут.

А где же наши женщины, дружок,

когда вступаем мы на свой порог?

Они встречают нас и вводят в дом,

но в нашем доме пахнет воровством.

А мы рукой на прошлое: вранье!

А мы с надеждой в будущее: свет!

А по полям жиреет воронье,

а по пятам война грохочет вслед.

И снова переулком – сапоги,

и птицы ошалелые летят,

и женщины глядят из-под руки…

В затылки наши круглые глядят.

1957

* * *

Глаза – неведомые острова

лугов зеленых,

тобою населенных.

Там не в чести слова

и часовые стерегут кордоны.

Там, прямо в утро

окуная головы,

воркуют голуби

задумчиво и мудро.

Там окна плещут

на рассвете ставнями…

А я прикинусь странником,

мешок – за плечи.

Мне нужно в ту страну!

И, поздно или рано,

я зоркую охрану

обману.

1957

ПОДМОСКОВЬЕ

1

Март намечается.

Слезою со щеки

вдруг скатывается издалека…

И вербины цветы, как серые щенки,

ерошат шерсть и просят молока.

И тополи попеременно

босые ноги ставят в снег,

скользя,

шагают, как великие князья, —

как будто безнадежно, но надменно.

2

Кричат за лесом электрички,

от лампы – тени на стене,

и бабочки, как еретички

горят на медленном огне.

Сойди к реке по тропке топкой,

и понесет сквозь тишину

зари вечерней голос тонкий,

ее последнюю струну.

Там отпечатаны коленей

остроконечные следы,

как будто молятся олени,

чтоб не остаться без воды…

По берегам, луной залитым,

они стоят: глаза – к реке,

твердя вечерние молитвы

на тарабарском языке.

Там птицы каркают и стонут.

Синеют к ночи камыши,

и ветры с грустною истомой

все дуют в дудочку души…

3

На белый бал берез не соберу.

Холодный хор хвои хранит молчанье.

Кукушки крик, как камешек отчаянья,

все катится и катится в бору.

И все-таки я жду из тишины

(как тот актер, который знает цену

чужим словам, что он несет на сцену)

каких-то слов, которым нет цены.

Ведь у надежд всегда счастливый цвет,

надежный и таинственный немного,

особенно, когда глядишь с порога,

особенно, когда надежды нет.

4

А знаешь ты,

что времени у нас в обрез

и кошельки легки без серебра,

учитель мой, взъерошенный как бес,

живущий в ожидании добра?

Когда-нибудь

окончится осенний рейс,

и выяснится, наконец, кто прав,

и скинет с плеч своих наш поздний лес

табличку медную:

«За нарушенье – штраф!»

Когда-нибудь

внезапно стихнет карусель

осенних рощ и неумытых луж,

и только изумленное:

«Ужель

возможно это?!» —

вырвется из душ.

И в небеса

взовьется белый дым змеей,

и, словно по законам волшебства,

мы пролетим над теплою землей

в обнимку,

как кленовая листва…

5

Где-то там, где первый лег ручей,

где пробился корм, парной и смачный,

начинаются бунты грачей

и жуков торжественные свадьбы.

И меж ними, словно меж людьми,

разворачиваются,

как горы,

долгие мистерии любви

и решительные разговоры.

И к коричневым глазам коров,

и к безумным бусинкам --">