Вера Полозкова - Работа горя

Вера Полозкова Работа горя

© Издательство «Лайвбук», оформление, 2020

© Юлия Маноцкова, макет и оформление, 2020

«– что ты мне привезла…»

мама, что ты мне привезла?

– это холодок родника в июле,

следа велосипедного кривизна,

маленькие радуги-лигатуры,

песни, слышные допоздна.

– мама, почему слова твои соль и пепел?

голос можжевельник и куркума?

почему ты других исцеляешь лучше,

чем умеешь вылечиться сама?

– я помогаю людям с работой горя.

я чиню проигрыватели ума.

– если бы я был учёный-изобретатель,

мы какой бы построили аппарат?

– тот, что очищал бы дома от смерти.

был бы измельчитель утрат.

– что бывает, мама, со старым горем,

аккуратно смолотым на свету?

– оно просто раскладывается на книгу

и темноту.

«мне снится, что мы любовники: мускулы под кожей…»

ходят как у борющихся пантер.

ты опасный трескучий ток, ты поток безбожный

колкого электричества в несколько сот ампер;

вечером нам вместе играть: густой черноте над ложей,

черноте, которой укрыт партер.

не дай мне узнать, как замрёт и дрогнет под поцелуем

бровь, висок, и мочка, и шея возле волос;

из-за шутки и шалости, неминуем,

хлынет жадный огонь, будто солнце разорвалось.

как я стану предателем и умру им;

обладают весело, лгут всерьёз.

утро, репетиция, ты дурачишься; нет решенья.

прядь горит нестерпимым золотом на свету.

кто-то лепил тебя так любовно и совершенно —

большего я вовеки не обрету.

ты смеешься при взятом в зубы карандаше, и

я праздную пораженье и наготу.

17 марта 2013

«решишься – знай: душа одноэтажна…»

и окна до полу, и мебели почти

что нет. терять естественно и важно,

иначе будет некуда найти.

увидишь: все начнут из ужаса глухого

то призывать, то клясть свой будущий уход.

и ты умрёшь. и ничего плохого

поверь, при этом не произойдёт.

природа вообще не копит за квартирой

ни сплетен, ни людей, ни пауз, ни причин:

носи себя пустым, ходи и резонируй.

записывай, где хорошо звучим.

1 апреля 2013

«прятаться от перемен во флоренции…»

                               как в бочонке с гранитным дном;

будущего здесь два века не видели ни в одном

закоулке; певцам, пиратам и партизанам

полную тарелку истории с базиликом и пармезаном

подают в траттории с выдержанным вином

кукольные площади, детские музеи, парад теснот,

черепичные клавиши: солнце ходит, касаясь нот;

иисус христос, рисуемый мелом мокрым

на асфальте; и я могу быть здесь только огром,

вышедшим из леса с дубиной и сбитым в секунду с ног

ливня плотное волокно едет, словно струны, через окно,

чертит карту, где, крошечные, попарно

стянуты мостами через зеленые воды арно

улицы выходят из мглы, как каменное кино

только у меня внутри брошенные станции, пустыри

снегу намело по самые фонари

полная луна в небе, воспаленном, как от ожога

смотрит на меня бесстрастно, как на чужого

потерявшегося ребёнка в глазок двери

зиму в генераторе видов не выключают четвёртый год,

мандарины дольками по одной отправляя в рот,

мы сидим с моим лучшим другом, великим князем,

и глядим, как грядущее, не узнав нас, ложится наземь,

затихает и заворачивается в лёд.

6 апреля 2013

«то, что заставляет покрыться патиной бронзу, медь…»

серебро, амальгаму зеркала потемнеть,

от чего у фасадов белых черны подглазья, —

обнимает тебя в венеции, как свою.

смерть страшна и безлика только в моём краю.

здесь она догаресса разнообразья.

всюду ей почёт, всюду она, праздничная, течёт

восхищённых зевак она тысячами влечёт,

утверждая блеск, что был у неё украден.

объедая сваи, кирпич и камень, и всякий гвоздь,

она держит в руке венецию будто гроздь

золотых виноградин

и дома стоят вдоль канала в одну черту,

как неровные зубы в щербатом рту

старого пропойцы, а мы, как слово весёлой брани

проплываем вдоль оголённой десны, щеки

молодые жадные самозванцы, временщики,