Вячеслав Иванович Иванов - Собрание сочинений

грозой подъяты.
На приступ, скажешь лезут супостаты,
Повыждав ночь и непогоду лише...
Но брезжит свет; вздохнула буря тише;
Над черным стадом — в серебре палаты.

И дальше молнии; и громы глуше,
Умолк и ливень; роща отдыхает;
В лицо пахнет лугов живая нега.

Потоп отхлынул, снится, от ковчега,
И в млеке лунном сад благоухает —
Новорожденный, на прощеной суше.

МАТЕРИНСТВО

I
Благословенная в женах,
Доколе Мать не воспоила
Лежащего Эммануила
В богоприимных пеленах, —
Едва знаменовался в снах,
Сходивших на долину ила,
Где семена богов струила
Река на медленных волнах,

С Младенцем лик Богини темной.
А Многогрудой, Неистомной
Эфесский возвещал кумир:

«Всем чадам жизни млеком хлыну!» —
И света тайн не видел мир
В жене, сосцы простершей сыну.
23

Il

Земля мужей звала, нага,
И семенем Семены тлела.
Вся в неге млечной нива млела:
Небесный бык склонял рога.
Где топнет ярых дев нога,
Струя обилия белела;
Грудь Афаманта тяжелела:
Богатство смыло берега.

О, преизбыток — и томленье
Зачатий тщетных!... Но моленье
Услышано: ты понесла
Дар вожделенный, плод нетленный —
И над Младенцем замерла
Улыбкою богоявленной.

Ill
Всем посвящения венцы
Нам были розданы; и свиток
Прочитан всем, — и всем напиток
Летейский поднесли жрецы.

В древь Лабиринта все пловцы
Вошли с клубком заветных ниток.
Всем упоительный избыток
Струили нежные сосцы!

Еще в отчизне темнолонной
Душой блуждает полусонной,
С улыбкой материнских губ,

Ладьи владелец колыбельной...
Но млеко — хмель; и гостю люб
Земли Забвенья зов свирельный.
24

IV

Глухой певцом владеет хмель;
Неволит душу вдохновенье.
Тиран, отъемлющий забвенье,
Сошел мутить ее купель.
И с неприступного досель
Покров срывает дерзновенье;
И потрясает откровенье
Его вместившую скудель...

Внемли живого сердца ропот:
Как повторю я страшный шопот,
Что Тайна вечная — нежна?

Скажу ль геенне душ мятежной,
Как розой боль цветет одна?...
Но голос: «Пой о Тайне нежной!»

V

Строй лиры пленной приневоль,
О Матерь, к песне неизбежной!
Не Ты ль учила Тайне нежной
Того, кто «Господи, доколь?» —
Стенал, взирая на юдоль
Земной судьбины безнадежной, —
Чтоб он познал, по тайне смежной,
Что значат в Боге Смерть и Боль?...

Как двойственна душа магнита,
Так Плоти Страсть с Могилой слита,
С Рожденьем — Скорбь. Ее святя.
Постигнешь, чем страданье будет.
Иль муки всей, родив дитя,
От счастья мать не позабудет?
25

VI

Ты, Мать, забыла ль острия
Семи мечей, когда загробный
Родился Свет из тьмы утробной
Тридневного небытия?...

Не Тайна ль нежная твоя,
Земля, взростила воле злобной
Распятья крест? Горою Лобной
Свернулась не твоя ль змея?...
Так и Голгофа, братья, — роды
Многострадальные Природы,
Дабы созрел на Древе Плод!

И Плоть на Древе — роженица.
И млеко — крови смесь и вод.
И повивальник — плащаница.

VII
Добро пред Богом — свет и тень,
И ночь и день. Но зло в стихиях
И в огненных иерархиях —
Себе довлеющая лень.

Отвергший Голубя ступень
В ползучих наречется Змиях.
Душа, сиявшая в Мариях,
Ты внидешь Марфой в Божью сень!
Что медлит Бытия совлечься,
Чтоб новой плотию облечься,
Тем овладеет Сатана.
Но нет в мирах души недужней,
Чем в коей Вечная Жена
Мнит жизнь родить собой, безмужней.
26

ВИДЕНИЕ

Прозрачная рука легла
Мне на плечо, и свет туманный
Явил грозящего чела
Знакомый очерк, несказанный,

И блеск убийственных очей,
Лишь осязаемый душевно, —
Лучи пощады и мечей
Под бровью, сдвинутой безгневно.
Я
Я
И
В

встал. Он вел. И под собой
вижу зыблемые воды
молний трепет голубой,
хрустальные упавший своды:

Как будто стреломет грозы,
Мгновенный невод в них закинув,
Ловил — игрою бирюзы
Отсвечивающих дельфинов.
То вспыхивал, то гас дотла
Сей пересвет необычайный,
И сумрачные зеркала
Свой омут обличали тайный.

Я разглядел, при беглом дне,
Кольцеобразные ограды, —
Как будто залегли на дне,
Склубясь, чешуйчатые гады;
Холмы рогатых алтарей,
Причудливых, как тень улиты;
Витые башни — и царей
Чудовищные монолиты.

И на одной из пирамид,
Вознесшихся над царством чарым, —
Я видел — камень-адамит
Мерцает розовым пожаром...
27

SOLUS
В чьи очи явственно взглянула
Живая --">