Алексей Елисеевич Крученых - Помада

есть и третья ассоциация.

Неожиданно из Грибоедова. Молчалин соблазняет горничную Софьи Лизу (выделим здесь слово «помада»):

Молчалин

Есть у меня вещицы три:

Есть туалет, прехитрая работа –

Снаружи зеркальцо, и зеркальцо внутри,

Кругом все прорезь, позолота;

Подушечка, из бисера узор;

И перламутровый прибор –

Игольничек и ножинки, как милы!

Жемчужинки, растертые в белилы!

Помада есть для губ, и для других причин,

С духами скляночка: резеда и жасмин.

Лиза

Вы знаете, что я не льщусь на интересы;

Скажите лучше, почему

Вы с барышней скромны, а с горнишной повесы?

Молчалин в дальнейшем все обѣяснит, конечно, но здесь он несколько завуалировано предлагает помаду не только для губ, но и «для других причин». Однако слово «причин» опознается не только в значении «случаев». Но и как «причинное место», то есть, как сказано у Даля – «природные, тайные части тела».

Грибоедов вообще довольно изящно ведет комедию на грани открытой фривольности. Что, конечно, было замечено публикой, и не в последнюю очередь любителями переделок.

В школярской среде всегда пользовались успехом различного рода переделки хрестоматийных произведений. Эти переделки ходили в списках, переписывались, заучивались наизусть. Ходил в том числе и довольно виртуозный матерщинный вариант Горя от ума (автор неизвестен), в котором все «причинные места» были названы своими именами.

Разумеется, мы не можем утверждать, что Крученых сознательно или подсознательно ориентировался на такое представление помады в названии книжки. Но зная общий провокативный настрой творчества Крученых, нельзя не учитывать и такую ассоциацию.

Причем все названные нами предполагаемые ассоциации, вызванные названием Помада, могут не отражаться впрямую в текстах и картинках сборника.

Может быть и еще один луч, высвечивающий название – помада могла быть связана с раскраской лиц, которую активно тогда пропагандировал Михаил Ларионов.

В то же время обнаженная женская натура работы Ларионова, на мой взгляд, никак не соотносится с различными видами помад. Эта графика изысканна и тяготеет к высокой абстракции. Мирискусники должны были лопнуть от зависти, ибо Ларионов на их глазах пересоздал графику, заменив тонкие линии плотными (пастозными) и как бы небрежными, да еще несколько завуалировав обѣекты лучизмом. Этот резко индивидуальный стиль вывел Ларионова на передовые позиции русского искусства. Не случайно он и Гончарова в ближайшие годы становятся признанными мастерами в Париже, причем именно в силу отличности от мастеров парижских. Подобно тому, как Дягилевский балет отличался от всего тогдашнего европейского.

Только уже описанный рисунок с гипотетическим парикмахером на обложке содержит в себе некоторый иронический или сатирический вызов. И может соотноситься с неким ерническим замыслом Крученых.

А что же стихи?

Самое пристрастное прочтение не дает никаких особых отсылок к приведенным здесь ассоциациям на помаду.

Открывается книжка циклом из трех маленьких текстов, первый из которых станет сверхзнаменитым, затем стихотворение регулярное и даже какое-то пассеистское (пассеисты – столь ненавидимая футуристами категория художников), впрочем, с некоторыми нарушениями и смотрится как фрагмент некой обѣемной вещи. Забавно и симпатично предпосланное стихам посвящение: «Посвящается ей поставившей мне за это стихотворение 10+». Наконец три стихотворения, о которых сказано, что они написаны совместно с Е. Луневым. Тут исследователи несколько теряются: с одной стороны, Крученых и Хлебников совместно писали под этим псевдонимом, с другой стороны, Крученых пользовался псевдонимом и индивидуально, с третьей стороны – некоторые исследователи считали, что все три последних текста принадлежат Хлебникову, но у других есть сомнения на этот счет и в последнем по времени Собрании сочинений Хлебникова первые два стихотворения отнесены к коллективным, а третье подано как самостоятельно хлебниковское. Безусловно, хлебниковское во всех трех небольших текстах прослеживается на уровне словаря, стилистики, общей высокой культуры стиха и в то же время абсолютной свободы в обращении со стихосложением. Н. Харджиев, например, считал, что эти стихи принадлежат только Хлебникову. В любом случае надо признать, что в этот период Хлебников тесно сотрудничал с Крученых и здесь было --">