Алджернон Чарлз Суинберн - Стихотворения из первого сборника

Алджернон Чарлз Суинберн Стихотворения

Стихотворения из первого сборника

Баллада жизни

Во сне обрел я сад цветов и ветра

Где ветви пышные над травами дрожат,

И там стояла Госпожа

В одеждах цвета солнечного лета.

Прекрасная, как яркая луна,

Заставила меня пылать она

И гаснуть, будто пламя под дождем.

Глаза закрыты — скорбь таится в них,

Печальны губы, словно розовый цветник

Прошедших дней, которых не вернем.

Она держала цитру в форме сердца

Из золотых волос чьи струны сплетены

Лютниста, в годы старины

Пленявшего сердца искусством дерзким.

Вот как семь струн именовались:

Была начальной жалость,

Второю — доброта,

Затем довольство, горе, сон и грех

И нежная любовь, что тверже всех,

Греху и злу чета.

Стояли трое рядом с ней, одеты

В парчу и злато с головы до ног;

И первый нацепил венок

Пшеничный, пряча тления приметы:

Кривился рот, лицо заплыло жиром,

А на одежде были дыры

И пятна ржи и пыли,

Скрывал глаза истлевший капюшон:

Собою представлял картину он

Порока — так все знаки говорили.

Вторым был Стыд, с пустым, унылым ликом,

Зелено-серым, будто лист, попавший в пламя;

Со слабыми, дрожащими ногами

Он вечно падает в смущении великом.

В его душе — обид и мук скопленье

И пульса каждое биенье

Рождает боли крик.

Последний — Страх, со Смертью узы вяжет,

Он друг Стыду, и лишь тот слово скажет,

Страх отзовется вмиг.

Чудесно это все — моя душа сказала.

Увидеть проще воздух, солнца луч держать,

Чем думать, чтобы Госпожа

Греху была родней или подругой стала.

Колена преклонив, служили девы ей.

Я умолил одну скорей

Узнать, в чем зрелища причина;

И Страх сказал: Я Жалость, что почила,

А Стыд: Я Горе, что привычным стало,

Сказал Порок: А я — Любви личина.

Но вот рука коснулась струн прекрасных

И песни странные из уст её полились;

Покуда пенье длилось,

Утихли звуки все; по лицам у несчастных,

По восковым щекам слез потекли потоки

От грустного восторга.

И перемена чудная явилась мне тогда:

Налились жизнью губы, щеки стали красны,

Все трое снова свежи и прекрасны,

Как в юные года.

Тут я сказал: «Теперь я вижу ясно —

Жизнь совершенна, всё преображает,

Смерть, грех и горе перед нею тают,

Красе её ресниц становятся подобны,

Иль обиталищу души моей — губам,

Иль белизной сверкающим бокам,

Иль груди, поцелуев раю.

Отныне крепко на её надеюсь милость,

Меня хранит она, что б не случилось —

Я это твердо знаю».

Вперед, баллада, поднеси ей розы

Такие длинные, что горло задевают;

Шипы их не таят в себе угрозы.

Твой плащ певца весь золотом играет,

Так смело выходи пред ней и говори:

«О Боржия, во мне горят твои власы златые,

Как в лихорадке, буен сердца ритм.

Приняв букет огромный, ты

Лобзанья мне дари».

И может быть — всесильна доброта! —

К тебе склонится Госпожа, чиста,

Как под зефиром клонится лоза,

Со смехом целовать тебя в уста,

Баллада, и в закрытые глаза.

Баллада смерти

Склонись, Любовь, излей себя слезами,

Пусть вздохи обручем тугую сдавят грудь,

Веселья край забудь,

Сомкни уста, закрой лицо руками,

Услышь роптанье горести людской;

Из тяжких вздохов сшей себе одежды —

Обтянет плоть наряд,

Укрась обильно болью и бедой,

И пусть страданья, горе без надежды

На рукавах и вороте блестят.

О лютня, ты играешь в землях смерти,

Висишь на дереве холодной, злой страны;

Здесь песни Трёх слышны:

Любовь, Век, Грех в унылой круговерти

Страстей — стенают каждый о своём;

Уста разбитые, смягчите резкий голос,

Хочу молить о ней;

Пусть поцелуй вас обожжёт огнём —

Касанье милой уст пьяней вина казалось,

Милей покоя — истеченье дней.

Любовь, ты знала, как она прекрасна,

--">