Константин Константинович Случевский - Баллады, фантазии и сказы

юность земле лишь доступна;

Храмы сердец молодых — ее вечные храмы,

Вечного пламени — вспышки огней одиночных!

Только погаснут одни, уж другие пылают…

Брось ты умерших богов, опускайся на землю,

В юность земли, не найдя этой юности в небе!

Боги тебя недостойны — им нет обновленья.

Дрогнула тень, и забегали полосы света;

Тихо качнулись и тронулись белые лики,

Их бессердечные груди мгновенно зарделись;

Глянула краска на бледных, изношенных лицах,

Стали слоиться, твой девственный лик сокрушая,

Приняли быстро в себя, отпустить не решившись!

Ты же, прекрасная, скрывшись из глаз, не исчезла —

Пала на землю пылающей ярко росою,

В каждой росинке тревожно дрожишь ты и млеешь,

Чуткому чувству понятна, без имени, правда,

Вечно присуща и все-таки неуловима…

ЛЮДСКИЕ ВЗДОХИ

Когда в час полуночный люди все спят,

И светлые звезды на землю глядят,

И месяц высокий, дробясь серебром,

В полях выстилает ковер за ковром,

И тени в причудливых гранях своих

Лежат, повалившись одни на других;

Когда в неподвижно-сверкающий лес

Спускаются росы с высоких небес,

И белые тучи по небу плывут,

И горные кручи в туманах встают —

Легки и воздушны в сиянье лучей,

На игры слетаются вздохи людей;

И в образах легких, светясь красотой,

Бесплотно рожденные светом и тьмой,

Они вереницей, незримо для нас,

Наш мир облетают в полуночный час.

С душистых сиреней, с ясминных кустов,

С бессонного ока, с могильных крестов,

С горящего сном молодого лица,

С опущенных век старика мертвеца,

Со слез, ускользающих в лунном свету,

Они собирают лучи на лету;

Собравши, — венцы золотые плетут,

По спящему миру тревожно снуют

И гибнут под утро, при первых лучах,

С венцами на ликах, с мольбой на устах.

ПОСЛЕДНИЙ ЗАВЕТ

В лесах алоэ и араукарий,

В густой листве бананов и мимоз —

Следы развалин; к ним факир и парий

Порой идут, цепляясь в кущах роз.

Людские лики в камнях проступают,

Ряды богов поверженных глядят!

На страже — змеи! Видимы бывают,

Когда их гнезда люди всполошат.

Зловещий свист идет тогда отвсюду;

Играют камни медной чешуей!

Спеши назад! Не то случиться худу:

Нарушил ты обещанный покой.

Покой! Покой… Когда-то тут играла

Людских судеб блестящая волна,

Любовью билась, арфами звучала

И орошалась пурпуром вина.

Свободны были мыслей кругозоры,

Не знала страсть запретного плода,

И мощный царь, — жрецов вещали хоры, —

Мог с божеством поспорить иногда…

Каких чудес дворцы его не знали

В волшебных снах чарующих ночей!

Каких красот в себе не отражали

Часы любви во тьме его очей!

Раз было так: чуть занялась денница,

Полночный пир, смолкая, утихал,

Забылась сном на львиной шкуре жрица,

Верховный жрец последним отплясал.

Еще с утра, с нарочными гонцами,

Проведал царь победу над врагом.

Последний враг! Царь — старший над царями!

Он делит землю только с божеством!

Погасло в нем последнее желанье,

Смутился дух свободой без границ…

И долго царь глядел на пированье

Сквозь полутень опущенных ресниц.

«Ко мне, мой сын!» И до царева ложа,

На утре дней в лучах зари горя,

По ступеням, дремавших не тревожа,

Подходит робко первенец царя.

И царь, приняв от сына поклоненье,

Заре навстречу, звукам арфы вслед,

В словах негромких, будто дуновенье,

Вещал ему последний свой завет:

«Когда мой час неведомый настанет

И сквозь огонь и ароматы смол

Свободный дух в немую вечность канет,

Приемлешь ты в наследие престол.

Свершив обряд, предав меня сожженью,

Как быть должно по старой старине,

Ты этот город обратишь к забвенью,

Построишь новый, дальше, в стороне, —

Чтоб тишина навеки водворилась

Здесь, где замкнет мне смерть мои --">