Карл Шпиттелер - Олимпийская весна

окончательно, но вполне добротную работу. Сам он наверняка улуч8

шил бы еѐ при подготовке к печати, но мы на себя смелости править его текст не взяли (кроме, повторюсь, восстановления пропущенных слов и исправления очевидных ошибок).
Возможно, кто-то не разделит наш оптимизм, но мы с издателем считаем, что робкий, но существенный шаг в ознакомлении
с «Олимпийской весной» сделан.
II.
Необходимо сказать и несколько слов об истории присуждения Карлу Шпиттелеру Нобелевской премии. Во всех энциклопедиях и справочниках он значится как лауреат 1919 года. Однако награда досталась ему лишь при следующем вручении. Дело
в том, что к тому времени Шведская академия стала практиковать сдвоенное награждение. Так, в 1916 г. увенчали не только
Вернера фон Гейденстама, но и Ромена Роллана – за предыдущий год, когда из-за войны присуждение два раза подряд не
производилось. То же повторилось и четыре года спустя. Почести за 1918 год остались не возданными, а компанию нобелиату
образца 1920 г. Кнуту Гамсуну составил Карл Шпиттелер.
Выдвигать его кандидатуру начали сразу после выхода
«Олимпийской весны» в окончательной редакции. Главным энтузиастом стал профессор Цюрихского университета Вильгельм
Эксли. Он был историком, учеником нобелевского лауреата
Теодора Моммзена, и с 1912 г. постоянно номинировал Шпиттелера на премию. В 1913-1914 гг. его поддержала группа из сорока
девяти германоязычных писателей Европы. Позднее к нему присоединились первые поэты Швеции Вернер фон Гейденстам и
Эрик Аксель Карлфельдт, занимавшие к тому времени кресла
академиков. В апреле 1919 г. Эксли скончался, так и не дожив до
исполнения многолетнего желания. Однако он посмертно числится номинатором своего соотечественника.
У Карла Шпиттелера было одиннадцать конкурентов – самое
мизерное число за всю историю премии. Трое (Владислав Реймонт, Джон Голсуорси и Эрик Аксель Карлфельдт) получат еѐ
позднее. Первый – за год до кончины, второй – за два месяца,
третий – уже после неѐ. Шпиттелер успеет насладиться славой
целых четыре года. Двое из его соперников – английский философ Эбенизер Говард и Пер Хальстрѐм – больше никогда не будут претендовать на награду. Хальстрѐм проживѐт ещѐ сорок
лет, но членство в Шведской академии и высокие посты в ней не
9

позволят ему участвовать в соискании. Юхани Ахо – первый
профессиональный финский писатель – умрѐт до следующего
присуждения. Уйдут из жизни в год голосования по их кандидатурам чешский автор исторических романов Алоиз Ирасек, норвежский прозаик Ханс Кинк и немецкий драматург Арно Хольц,
причѐм последний будет выдвинут группой из 412 профессоров.
Его каталонский коллега Анжел Гимера, ежегодно числившийся
среди номинантов с 1907 г. семнадцать лет подряд, до самой
смерти, также не станет лауреатом. Не выпадет такая судьба и
самому молодому и наиболее известному сегодня конкуренту
Шпиттелера Гуго фон Гофмансталю. Яркий представитель австрийского символизма скоропостижно скончается в пятьдесят
пять лет после известия о самоубийстве сына.
С тех пор миновало почти столетие. Заслуги многих соискателей потускнели, произведения их вспоминаются с трудом. И
всѐ же три произведения, вписанные в наградные дипломы,
остаются классикой мировой литературы. Это «Мужики» Владислава Реймонта, «Сага о Форсайтах» Джона Голсуорси и «Олимпийская весна» Карла Шпиттелера.
III.
Поэма «Олимпийская весна» создавалась в начале столетия,
которое автор встретил уже зрелым мастером слова. Однако
творческий путь его был необычным, не имевшим аналогов в
предшествующей истории. Начался он на том самом тридцать
седьмом году, когда многие поэты, успев стать великими, уходили из земной жизни. Да и для дебюта Карл Феликс Тандем (таким был псевдоним будущего нобелиата) избрал весьма редкий
жанр – крупномасштабную эпическую поэму, основанную на
античной мифологии, но определѐнную самим автором как
притча. Усложнѐнная конструкция, мистические мотивы и
умышленное крушение устоявшихся стереотипов в трактовке
вековечных образов привели к тому, что эпос «Прометей и
Эпиметей» не был принят ни читателями, ни критиками: шпиттелеровских аллегорий попросту не поняли. А когда двумя годами позже появилась книга Фридриха Ницше «Так говорил
Заратустра», написанная более понятным языком, никто и не
заметил, что некоторые еѐ ходы и мысли повторяют --">