Джордж Гордон Байрон - Остров, или Христиан и его товарищи

Как беглецы от лютых дикарей^[6]

Бросались вновь в прибежище морей;

Как призраками встали из пучины —

Неслыханные рассказать кручины,

Мрачней всего, чем были о пловцах,

Плач пробуждают жен, и дрожь в сердцах.

X

Так участь тех свершалась. Миру весть

Об них дошла, и за страдальцев месть

Восстала. Мщенья требуют уставы;

Поруганы преданий флотских славы…

За буйным мы последуем полком!

Еще им страх возмездья незнаком.

Они плывут над водною могилой, —

Чтоб вновь хоть раз увидеть остров милый,

И в жизни вольной воскресить хоть раз

Недавней неги быстротечный час.

Там беззапретная их ждет свобода,

Земли богиня — женщина, природа!

Там нив мирских не откупать трудом,

Где зреет хлеб на дереве — плодом.^[7]

Там тяжб никто за поле не вчиняет.

Век золотой, — что золота не знает, —

Царит меж дикарей — или царил,

Доколь Европы меч не умирил

Невинной вольности простых уставов

И не привил заразы наших нравов…

Прочь, эта мысль! Еще они верны

Природе: с ней чисты, и с ней грешны…

«Ура! На Отаити!» — общий зов;

Ему послушен трепет парусов.

Ветр потянул — живые встрепенулись,

Дыханьем бурным выпукло надулись.

Корабль бежит, и мимо ток течет,

И быстрый ток крутая грудь сечет…

Так волн Эвксинских девственный простор

Взрывал Арго^[8] — и все же влекся взор

Пловцов в ту даль, где скрылось их родное…

Ах, эти — прочь летят, как ворон Ноя;

Но за любовью взмыл и черный грай:

Гнездом голубки красен юный рай!^[9]

ПЕСНЬ ВТОРАЯ

I

Приятны Тубонайские напевы.^[10]

За риф коралла сходит солнце. Девы

Заводят хоры легких вечерниц:

— «Уйдем под сень, где сладкий щокот птиц!

Чу, горлица воркует из дубровы!

То не богов ли из Болотру^[11] зовы?..

Нарвем цветов с прославленных могил:

Они пышней, где воин опочил.

И сядем в сумерках: сквозь ветви туй

Лиются тихо чары лунных струй…

Живых ветвей таинственные шумы —

Печальные взлелеют нежно думы.

Потом на мыс взбежим — следить валы,

Дробимые о гордые скалы!

Отпрянувши, столбами пены белой

Они взлетают в воздух потемнелый.

Прекрасный бой! Счастливая судьба —

Глядеть в тиши, как их стремит борьба!..

И море любит заводей разливы,

Где месяц гладит космы влажной гривы».

II

«Цветов нарвем на гробовых порогах

И пир зачнем, как духи в их чертогах!

Потом — утонем в резвости прибоя!

Потом — от игр стихийных грудь покоя,

Возляжем, блеща влажными телами,

На мягкий мох, умащены маслами;

Венки свивая из цветов могильных,

Венчался загробным даром сильных!..

Ночь пала… Вызывает Муа нас!^[12]

Бой колотушек звучен в тихий час!

Уж факелы чертят багряный круг;

Уж ярость пляски топчет светлый луг.

Туда, туда! Вспомянем времена,

Как пировала наша сторона,

Пред тем что Фиджи в раковину зов

Военный протрубил — и из челнов

Встал враг!.. С тех пор он цвет наш юный косит;

Глухая нива плевелы приносит;

Отвыкли мы знать в жизни только радость

Любовных ласк да лунной ласки сладость…

Пусть!.. Палицу нас враг учил взвивать

И в чистом поле стрелы рассевать.

Своих посевов жатву он пожнет!

Нам пир — всю ночь; война — чуть день блеснет!..

Кружися, пляска! Лейся в кубки, кава!^[13]

Кому заутра смерть, заутра — слава!

В наряде летнем в путь мы выйдем смело,

Оденем чресла тканью таппы белой;^[14]

Увьем чела живой весной веселий,

А шеи — радугами ожерелий…

Как перси, посмуглев под их пыланьем,

Вздымаются воинственным желаньем!»

III

«И пляска кончилась. Но не летите,

Подруги, прочь — и радости продлите!

На бой заутра Муа кличет нас:

Вы нам отдайте полный этот час!

Долин Лику младые чаровницы,

Рассыпьте нам цветов своих кошницы!

Ваш лик прекрасен! Ваших уст дыханье

Нас опьяняет, как благоуханье,

Что с луговых нагорий Маталоко

Над морем стелет теплый ветр --">