Андрей Андреевич Вознесенский - Тьмать

Андрей Вознесенский Тьмать

ПЛАBКИ БОГА Пятидесятые

* * *

Памяти Б. и С.

Эх, Россия!

Эх, размах…

Пахнет псиной

в небесах.

Мимо Марсов, Днепрогэсов,

мачт, антенн, фабричных труб

страшным символом

прогресса

носится собачий труп.

1959

ПЕРBЫЙ СНЕГ

Над Академией,

осатанев,

грехопадением

падает снег.

Парками, скверами

счастье взвилось.

Мы были первыми.

С нас началось —

рифмы, молитвы,

свист пулевой,

прыганья в лифты

вниз головой!

Сани, погони,

искры из глаз.

Все – эпигоны,

все после нас…

С неба тяжёлого,

сном, чудодейством,

снегом на голову

валится детство,

свалкою, волей,

шапкой с ушами,

шалостью, школой,

непослушаньем.

Здесь мы встречаемся.

Мы однолетки.

Мы задыхаемся

в лестничной клетке.

Автомобилями

мчатся недели.

К чёрту фамилии!

Осточертели!

Разве Монтекки

и Капулетти

локоны, веки,

лепеты эти?

Тысячеустым

четверостишием

чище искусства,

чуда почище.

1950-е

ОСЕННИЙ BОСКРЕСНИК

Кружатся опилки,

груши и лимоны.

Прямо

на затылки

падают балконы!

Мимо этой сутолоки,

ветра, листопада

мчатся на полуторке

вёдра и лопаты.

Над головоломной

ка —

та —

строфой

мы летим в Коломну

убирать картофель.

Замотаем платьица,

брючины засучим.

Всадим заступ в задницы

пахотам и кручам!

1953

КОЛЕСО СМЕХА

Летят носы клубникой,

подолы и трико.

А в центре столб клубится —

ого-го!

Смеху сколько —

скользко!

Девчонки и мальчишки

слетают в снег, визжа,

как с колеса точильщика

иль с веловиража.

Не так ли жизнь заносит

товарищей иных,

им задницы занозит

и скидывает их?

Как мне нужна в поэзии

святая простота,

но мчит меня по лезвию

куда-то не туда.

Обледенели доски.

Лечу под хохот толп,

а в центре, как Твардовский,

стоит дубовый столб.

Слетаю метеором

под хохот и галдёж…

Умора!

Ой, умрёшь.

1953

* * *

Меня пугают формализмом.

Как вы от жизни далеки,

пропахнувшие формалином

и фимиамом знатоки!

В вас, может, есть и целина,

но нет жемчужного зерна.

Искусство мертвенно без искры,

не столько Божьей, как людской,

чтоб слушали бульдозеристы

непроходимою тайгой.

Им приходилось зло и солоно,

но чтоб стояли, как сейчас,

они – небритые, как солнце,

и точно сосны – шелушась.

И чтобы девочка-чувашка,

смахнувши синюю слезу,

смахнувши – чисто и чумазо,

смахнувши – точно стрекозу,

в ладони хлопала раскатисто…

Мне ради этого легки

любых ругателей рогатины

и яростные ярлыки.

1953

ГОРНЫЙ РОДНИЧОК

Стучат каблучонки

как будто копытца

девчонка к колонке

сбегает напиться

и талия блещет

увёртливей змейки

и юбочка плещет

как брызги из лейки

хохочет девчонка

и голову мочит

журчащая чёлка

с водою лопочет

две чудных речонки

к кому кто приник?

и кто тут

девчонка?

и кто тут родник?

1955

* * *

Не надо околичностей,

не надо чушь молоть.

Мы – дети культа личности,

мы кровь его и плоть.

Мы выросли в тумане,

двусмысленном весьма,

среди гигантомании

и скудости ума.

Отцам за Иссык-Кули,

за домны, за пески

не орденами – пулями

сверлили пиджаки.

И серые медали

довесочков свинца,

как пломбы, повисали

на души, на сердца.

Мы не подозревали,

какая шла игра.

Деревни вымирали.

Чернели вечера.

И огненной подковой

горели на заре

венки колючих проволок

над лбами лагерей.

Мы люди, по распутью

ведомые гуськом,

продутые, как прутья,

сентябрьским сквозняком.

Мы – сброшенные листья,

мы музыка оков.

Мы мужество амнистий

и сорванных замков.

Распахнутые двери,

сметённые посты.

И ярость новой ереси,

и яркость правоты.

1956

ДАЧА ДЕТСТBА

Интерьеры скособочены

в оплеухах снежных масс.

В интерьерах блеск пощёчин —

раз-раз!

За проказы, неприличности

и бесстыжие глаза,

за расстёгнутые лифчики —

за-за!

Дым шатает половицы,

искры --">