Иннокентий Федорович Анненский - Переводы

Иннокентий Анненский Переводы

ГОРАЦИЙ

(ОД. II, 8)

Когда б измена красу губила,

Моя Барина, когда бы трогать

То зубы тушью она любила,

То гладкий ноготь,

Тебе б я верил, но ты божбою

Коварной, дева, неуязвима,

Лишь ярче блещешь, и за тобою

Хвостом пол-Рима.

Недаром клятвой ты поносила

Родимой пепел, и хор безгласный

Светил, и вышних, над кем невластна

Аида сила…

Расцвел улыбкой Киприды пламень

И нимф наивность, и уж не хмуро

Глядит на алый точильный камень

Лицо Амура.

Тебе, Барина, рабов мы ростим,

Но не редеет и старых стая,

Себя лишь тешат, пред новым гостем

Мораль читая.

То мать за сына, то дед за траты

Клянут Барину, а девам сна нет,

Что их утеху на ароматы

Барины манит…

(ОД. III, 7)

Астерия плачет даром:

Чуть немножко потеплеет

Из Вифинии с товаром

Гига море прилелеет…

Амалфеи жертва бурной,

В Орик Нотом уловленный,

Ночи он проводит дурно,

И озябший и влюбленный.

Пламя страсти — пламя злое,

А хозяйский раб испытан:

Как горит по гостю Хлоя,

Искушая, все твердит он.

Мол, коварных мало ль жен-то

Вроде той, что без запрета

Погубить Беллерофонта

Научила мужа Прета,

Той ли, чьи презревши ласки,

Был Пелей на шаг от смерти.

Верьте сказкам иль не верьте,

Все ж на грех наводят сказки…

Но не Гига… Гиг крепится:

Скал Икара он тупее…

Лишь тебе бы не влюбиться

По соседству, в Энипея,

Кто коня на луговине

Так уздою покоряет?

В желтом Тибре кто картинней

И смелей его ныряет?

Но от плачущей свирели

Все ж замкнись, как ночь настанет.

Только б очи не смотрели,

Побранит, да не достанет…

(ОД. III, 26)

Давно ль бойца страшились жены

И славил девы нежный стон?..

И вот уж он, мой заслуженный,

С любовной снастью барбитон.

О левый бок Рожденной в пене

Сложите, отроки, скорей

И факел мой, разивший тени,

И лом, и лук — грозу дверей!

Но ты, о радость Кипра, ты,

В бесснежном славима Мемфисе,

Хоть раз стрекалом с высоты

До Хлои дерзостной коснися.

ГЕТЕ

* * *

Над высью горной

Тишь.

В листве, уж черной,

Не ощутишь

Ни дуновенья.

В чаще затих полет…

О, подожди!.. Мгновенье

Тишь и тебя… возьмет.

ВИЛЬГЕЛЬМ МЮЛЛЕР

ШАРМАНЩИК

В дальнем закоулке

Дед стоит седой

И шарманку вертит

Дряхлою рукой.

По снегу да босый

Еле бродит дед,

На его тарелке

Ни копейки нет.

Мимо идут люди,

Слушать не хотят

Только псы лихие

Деда теребят.

Уж давно о счастье

Дед не ворожит,

Старую шарманку

Знай себе крутит…

Эй, старик! Не легче ль

Вместе нам терпеть…

Ты верти шарманку,

А я буду петь…

ГЕНРИХ ГЕЙНЕ

ICH GROLLE NICHT^[1]

Я все простил: простить достало сил,

Ты больше не моя, но я простил.

Он для других, алмазный этот свет,

В твоей душе ни точки светлой нет.

Не возражай! Я был с тобой во сне;

Там ночь росла в сердечной глубине,

И жадный змей все к сердцу припадал…

Ты мучишься… я знаю… я видал…

МНЕ СНИЛАСЬ ЦАРЕВНА

Мне снилась царевна в затишье лесном,

Безмолвная ночь расстилалась;

И влажным, и бледным царевна лицом

Так нежно ко мне прижималась.

— «Пускай не боится твой старый отец:

О троне его не мечтаю,

Не нужен мне --">