Роберт Браунинг - Пиппа проходит

Пиппа проходит^[1]

Я посвящаю лучшие мои намерения в этой поэме с восторгом автору «Иона», с преданностью Сержанту Тельфорду.

Лондон 1841

Р. Б.

День Нового года на Азоло в Тревизане.

Сцена. Большая, бедно убранная комната. Девушка Пиппа, работница на шелкопрядильной фабрике, соскакивает с постели.

День!

Быстрей и все быстрей

Кипящий день течет чрез край ночей;

Как золото, течет из края туч,

Где, сдавленный и брызжущий, был сжат,

Затем что ни один вспененный луч

Не обагрял тяжелых серых гряд

Восточной тучи час тому назад;

Но вот одна волна, другая вслед

Поднялась, и восход неотвратим,

Заколебался алым, золотым,

Тогда, кипящий, затопил весь свет.

День, если час пройдет, не радостный вполне,

Из всех двенадцати часов великой славы,

Меня зовущих явно или тайно,

Несущих мне награды величаво

Иль радующих дух совсем случайно,

Как прихоти твои, пред Богом правы, —

Коль расточу мой день на труд иль на забавы,

Позор для Азоло и горе мне!

Часы медлительны, торжественны и сини,

Где помощь стойкую и благо мир найдет, —

Минуты солнечные, мчащиеся ныне,

Когда земля в игре свершает свой полет, —

Да будут все моими! Но не надо

Меня считать богатою, как тех,

Кому в высоком жребии отрады,

Кто может взять весь мир твоих утех

И бросить то, в чем ты откажешь им;

Мой день, мой праздник, коль ты будешь злым

Со мною, с Пиппой — грустью прошлогодней

Назавтра буду смята я бесплодней, —

Но если будешь милым ты сегодня,

Я сил займу для грусти новогодней.

Другие люди, те, что обладают

Землей, кому равно оставлен год,

Те скудный день и пышный различают,

Довольны этим, презирают тот.

Тебя же дал мне Бог, чтоб, как в квашне для хлеба,

Что было бы землей заквасить чувством неба;

Твой свет мне озарит десятки дней дождливых!

Попробуй! Выбери здесь четырех счастливых —

И брызни сильным утренним дождем

На дивную Оттиму; что ей в нем,

Когда Себальд при ней; дождя и грома

Не слышно за стеклом большого дома,

Ее он будет крепче прижимать,

Дышать теплей, на что же ей роптать?

А утро минет, встань, весь в сумраке глухом,

Над Финой с Юлием — невестой с женихом,

Им будет все равно: то день венчанья.

Когда из храма в дом, храня молчанье,

Они пойдут, назло тебе у них

Сердца в сияньях будут золотых.

Потом пусть к вечеру туманы заклубятся:

Луиджи с матерью, поверь, не огорчатся,

Нет в мире пары лучше и светлей,

Она в летах, он в юности своей

И всем довольные. Наш город, теплый, бодрый

И замкнутый скорее в дождь, чем ведро,

Удержит их! А ночью грянь дождем

Над Монсеньором благостным, о ком

Так много говорят, кого так ждут из Рима

Сюда, где умер брат его любимый,

Он мессой дух печальных облегчит,

Какая буря мир его смутит?

Спокойно он помолится и, строгий,

Рассеет гром без ангельской подмоги!

Но Пиппа — каждый дождь испортить ей готов

День, озаряющий ей тысячи часов

Мотанья скучного, кольцо в кольцо, шелков!

Но что! Я только даром время трачу!

Ага — мой зайчик солнечный — ты схвачен

Водой в моем кувшине, ты, который

Мог посмеяться и над лучшей сворой;

Ужель кувшин мой так глубок,

Что ты спастись не мог?

Все вверх и вверх, сбери осколки света,

Кружащиеся здесь и там в тоске,

Потом срастись на потолке, —

Ты умный, ты сумеешь это!

Кто первый увидал веселым днем

Кусок, летящий за куском,

Все, словно пьяные вином…

Смотрю, как он карабкается, пьян,