Александр Семенович Ванярх - Самородок. Книга 2-3

Самородок, книга, вторя «ПЕРЕСТРОЙКА»

Пролог

И как летит время! Вроде бы совсем недавно миловались да целовались Иван с Ольгой, приехавшей на каникулы. Она, прижимаясь к мужу, водила тонкими пальцами по кудрявым его волосам, останавливалась на белой полосе возле правого виска и шептала:

— Меченый ты мой, меченый, жизнью искалеченный!

— И почему бы тебе стихи не писать? — отвечал, улыбаясь, Иван. — Толково получается! Только никакой я не искалеченный. Жизнь протекает нормально, можно сказать — радостно и счастливо. Вот ты, например, одна из моих радостей.

— Есть и еще?

— Да мало ли их: Виктор Иванович, Рита, дядя Коля, даже татарки для меня тоже радость.

— А если мы с тобой расстанемся?

— Как это «расстанемся»? Вот ты скоро станешь матерью, и тогда...

— Тогда прощай университет, начнутся пеленки, болезни...

— Ну, зачем же так, Оля? У нас же две бабушки!

— Только одна из них родная, а другая...

— Опять не то говоришь! Рита Ивановна — очень сердечная женщина, это она с виду только строгая. Она и Оксану такой вырастила.

— Опять Оксана!

В первый раз Иван увидел, как недобро сверкнули тогда, даже как-то потемнели глаза Ольги... И вот прошло четыре года. Ольга в первый же год родила сына и назвала его Иваном.

Больше всех этому радовались Виктор Иванович, Рита и Николай Николаевич. А какая встреча была из родильного дома!

Только никак не могли ни Виктор, ни Иван, ни Рита найти общего языка с матерью Ольги, Галиной Степановной. Всегда высокомерная и неприступная, она приезжала в Старый Крым как инспекторская проверка, все ей было не так, все не по ней. И хотя крупных скандалов не было, однако и Виктор, и Рита «родненькую бабушку», как называла себя Галина, невзлюбили. Когда уезжала Ольга на занятия в Москву, Ванятка жил дома и, в основном, за ним ухаживала Рита Ивановна. Мальчик рос веселым и подвижным. Болел, но не часто.

С каждым годом менялась Ольга, и первыми заметили это опытные Виктор и Рита. Побывав на зимних и летних каникулах, она словно на крыльях улетала в Москву.

И так прошли пять лет.

Глава первая

Виктор Иванович сидел на большом камне возле тоскливо журчавшего ручейка, оставшегося от речушки Чурук-Су, за лето почти высохшей, и думал.

Заканчивалось лето. Август — красивейший месяц в этом овеянном стариной, полустепном, полугорном местечке Крыма.

«Вот и побывал я, и пожил там, куда ни за что - бы не подумал, что занесет меня судьба! Надо же! До XIV века это место называлось «Салхат», до присоединения к России — Эски-Крым. До XIII века — центр Крымского улуса Золотой Орды. Тут когда-то монеты чеканились, рядом монастырь Суруб-хач, даже мечеть хана Узбека сохранилась. Здесь жил и умер Александр Грин. Да, легендарное место, только мне тут как-то не по себе. Болеть стал, нужно видно в Сибирь подаваться, пока не поздно. И у Ивана с Ольгой не все клеится. Хотя жизнь, как и у всех. И проблем больших вроде бы не было, а все как-то не так, тоскливо и пусто на душе, особенно когда Ивана нет. А он, став командиром роты, совсем почти не появляется дома. Вот и сейчас укатил в Белоруссию, будто в Крыму места мало. Последнее письмо пришло из какой-то Баравухи. И еще все чаще и чаще стал вспоминать я избушку Егора Исаева, его рассказы про Волчье логово. Не выходит из головы и самородок. И зачем Егор поручил мне такое дело, — продолжал размышлять Виктор, — хорошо, что хоть о золоте кроме меня да Ивана никто не знает. А если бы Ванька меня не послушал, да Ольге рассказал, а она бы матери своей, а мать... Да что раздумывать теперь! И Иван понимает, что правильно сделал. Ольга совсем не та стала. Как бы ни загуляла». Виктор, опершись на палку (теперь он из-за радикулита не расставался с ней), медленно поднялся с насиженного места, разогнул спину, несколько раз повернул корпусом влево-вправо — вроде бы боли не было.

«А все же надо было еще кому-то сказать, может Рите? — подумал Виктор и тут же, как по велению волшебной палочки он услышал ее голос:

— И чего стоишь-то? Шел бы в дом, на веранде такой же воздух, прилег бы отдохнул. Что-то ты в последнее время все стремишься к одиночеству. Может, мучает что, так скажи — не чужие ведь.

— А у меня к

--">