Грация Деледда - Элиас Портолу

ЭЛИАС ПОРТОЛУ

Грация Деледда

Лауреат Нобелевской премии (1926)

I

Для семейства Портолу из Нуоро наступали радостные Дни. Во-первых, сын Элиас, что отбывал срок в тюрьме на континенте^[1], должен был выйти на свободу в конце апреля. Во-вторых, собирался жениться Пьетро, старший из трех сыновей.

Все готовились словно к празднику: побелили дом, напекли хлеба и запаслись вином, как будто Элиас возвращался после учебы, а не тюрьмы. Теперь, когда его злоключения кончились, родные ожидали его даже с некоторой гордостью.

Вот наконец и наступил день, которого все так долго ждали, особенно мать Элиаса, тетушка Аннедда. Невысокая, добродушная, бледная, немного глуховатая, она любила младшего Элиаса больше, чем остальных сыновей, из которых старший, Пьетро, крестьянствовал, а средний, Маттиа, как и их отец, дядюшка Берте, пас овец. Они специально к этому дню вернулись домой.

Оба сына дядюшки Берте были очень похожи друг на друга: низкорослые, плотные, бородатые, со смуглым лицом цвета бронзы и длинными черными волосами. Сам же дядюшка Берте Портолу, «старый лис», как его все называли, был тоже роста небольшого; черные космы волос нависали над красными воспаленными глазами и спускались на уши, откуда переходили в длинную черную и такую же всклокоченную бороду. Костюм на нем был довольно-таки грязный; поверх него он был облачен в длинную черную душегрейку, без рукавов, сшитую из бараньей шкуры шерстью внутрь. Среди этих косм выделялись забуревшие от солнца ручищи, а на лице — опаленный солнцем крупный нос.

По такому празднику дядюшка Портолу все же сподобился вымыть руки и лицо, выпросил у тетушки Аннедды немного оливкового масла и хорошенько умастил им свои волосы, затем расчесал их деревянным гребнем, поминутно чертыхаясь из-за боли, которую причиняло ему это предприятие.

— Чтобы вас сам дьявол расчесал! — выговаривал он своим волосам, поворачивая голову то туда, то сюда. — Овечью шерсть расчесать и то легче.

Когда же дядюшка Портолу справился наконец с вороньим гнездом на голове, то принялся заплетать себе косицы: одну — на правом виске, вторую — на левом, третью — под правым ухом, четвертую — под левым. Покончив с этим, он умастил и расчесал бороду.

— Вы бы, отец, еще парочку косичек себе сплели! — не удержался и прыснул Пьетро.

— Ну, чем я, по-твоему, не жених? — воскликнул дядюшка Портолу и тоже захохотал. Смеялся он на свой лад, наигранно, и при этом совсем не тряс бородой.

Тетушка Аннедда что-то проворчала, ибо ей было явно не по душе, что сыновья слишком вольно держат себя с отцом, но муж взглянул на жену с упреком и сказал:

— Что это ты разворчалась? Пусть парни потешатся, теперь их черед — мы с тобой свое уже отгуляли.

Подошло время встречать Элиаса. Явились родственники и один из братьев невесты Пьетро, и все вместе они направились на станцию. Тетушка же Аннедда осталась в доме одна, с котенком и курами.

Домик, с внутренним двориком, выходил на крутую улочку, спускавшуюся на проезжую дорогу. По другую сторону стеной поднималась живая изгородь, аза ней по склону холма раскинулись огороды. Вид был типично деревенский: в одном месте дерево распростерло ветви поверх живой изгороди, придавая всей тропинке живописный вид; могучие скалистые вершины Ортобене и лазурные очертания гор Ольена закрывали собой линию горизонта.

Тетушка Аннедда родилась и состарилась именно здесь, в этом уголке земли, где так много чистого воздуха, и, может быть, поэтому навсегда осталась простой и чистой сердцем, как семилетняя кроха. Впрочем, и ее соседи были людьми добропорядочными, нравов самых простых, дочери их исправно посещали церковь.

Тетушка Аннедда время от времени показывалась в открытых воротах: взглянет направо-налево и опять в дом. Соседки тоже поджидали Элиаса: кто стоял в дверях своего дома, кто сидел на завалинке. Кот тетушки Аннедды наблюдал за всем из окна.

Вот, наконец, вдалеке послышался шум шагов и раздались голоса. Соседка перебежала через улочку и прокричала в ворота тетушки Аннедды:

— Вон они! Сейчас будут здесь.

Появилась тетушка Аннедда. Она была бледнее обычного и вся дрожала; почти сразу в конце улочки показалась группа односельчан. Элиаса так --">