Алексис Бувье - Кредиторы гильотины

так как за кровь я заплатил кровью. Следовательно, виновный принадлежит нам. Если действительно существует другая жизнь, если существует душа, если, оставив свою земную оболочку, она может следить за тем, что делается на земле, то я постоянно буду с вами. Эшафот должен вам мою кровь – не мстите за меня, но оправдайте меня! Вот в коротких словах то, что я приказываю вам, дети мои: первое – выдать замуж вашу сестру или же окончательно разорвать обязательства с ее женихом; второе – спасти мою честь. Кроме того, я приказываю вам высоко держать головы, так как вы сыновья Корнеля Лебрена, умирающего не виновным в том преступлении, за которое его осудили. Смерть моя не может быть для вас причиной горя. Являясь жертвой общественного несовершенства, я служу человечеству, умирая за него. Поэтому я запрещаю носить по мне траур.

Прощай, моя возлюбленная дочь, моя дорогая Маргарита! Прощай, Винсент! Прощай, Шарль!

Прощайте!

Корнель Лебрен».

Они снова с благоговением поцеловали подпись отца, и старший сказал священнику:

– Господин аббат, мы готовы исполнить последнюю волю нашего отца.

Священник поднялся с колен и, пожав руки молодым людям, сам заплакал, говоря:

– Бедные мои дети, будьте мужественны!

Братья обнялись, прилагая большие усилия, чтобы не плакать.

– Не беспокойтесь, мы будем мужественны, господин аббат, – отозвался младший.

Тогда аббат повернулся к помощникам палача и сказал:

– Делайте свое дело.

Повинуясь священнику, помощники вынули из фургона красную корзину с останками казненного Корнеля Лебрена и, поставив ее на землю, вынули обезглавленное тело. Положив его на траву, они развязали веревки, связывавшие ноги и руки несчастного.

Странную картину представляло это погребение в столь ранний час!

Солдаты и помощники еле сдерживали себя, чтобы не плакать; аббат отвернулся и молился. Одни сыновья казненного стояли неподвижно с крепко сжатыми губами.

Наконец из корзины вынули голову казненного! Лицо было бледно, но черты его – спокойны: рот улыбался, глаза были полуоткрыты.

Винсент и Шарль Лебрен опустились на колени, взяли голову отца и поцеловали его в губы. Затем они проговорили:

– Отец, над твоим телом мы клянемся, что не будем знать ни отдыха, ни радости, ни удовольствия до того часа, когда твоя невиновность будет доказана.

Закон требует, чтобы тело было брошено в яму. Помощники палача подняли казненного за ноги и спустили труп в яму. Могильщик соскользнул в могилу и выровнял тело, еще не успевшее окоченеть. Затем он взял голову из рук сыновей и положил ее между ног трупа. Молившийся аббат бросил горсть земли в могилу.

Это оказалось уже выше сил несчастных. Братья разразились рыданиями с душераздирающими возгласами:

– О, отец! Отец!

– Плачьте, друзья мои, плачьте, – произнес аббат, – но будьте мужественны. Смерть ничего не значит – спасите его честь.

Винсент и Шарль оставались до тех пор, пока могила была совершенно засыпана.

Когда все было закончено, они огляделись и увидели, что помощники палача и жандармы уже уехали. Аббат предложил им свой экипаж, чтобы вернуться в Париж, но они отказались.

– Прощайте, дети мои, – сказал тогда аббат, – и не забывайте, что я весь в вашем распоряжении – днем и ночью, когда бы вам ни понадобилось. До свиданья!

Священник в свою очередь сел в экипаж. Оставшись вдвоем, несчастные молодые люди взялись за руки.

– Шарль, начнем сейчас же, – проговорил Винсент. – Пойдем к Берри.

– Да.

Опустившись на колени перед могилой, они помолились, затем покинули кладбище и, взявшись за руки, отправились в Париж.

Глава 3. Три брата

Сыновья Корнеля Лебрена были красивые молодые люди. Старшему, Винсенту, было двадцать четыре года. Ростом немного выше среднего, он был строен и изящен, одевался без всякой изысканности, но это скрадывалось изяществом и грациозностью движений. Бледное лицо его было очень выразительно: высокий лоб, обрамленный темно-каштановыми волосами, прямой нос, красиво очерченный рот с губами ярко-красного цвета, оттененный рыжеватыми усами; темные глаза, сверкавшие из-под длинных ресниц, придавали взгляду особенную прелесть.

Младшему – Шарлю, было двадцать два года. Почти такого же роста, как брат, он был тоже хорошо сложен и чертами лица напоминал брата. Но глаза у него были голубые, волосы – настолько светлые, что ресницы казались почти белыми. Маленький рот оттенялся --">