Виссарион Григорьевич Белинский - Стихотворения Аполлона Майкова

Виссарион Григорьевич Белинский Стихотворения Аполлона Майкова

Санкт-Петербург. 1841^{1}

Даровита земля русская: почва ее не оскудевает талантами… Лишь только ожесточенное тяжкими утратами^{2} или оскорбленное несбывшимися надеждами сердце ваше готово увлечься порывом отчаяния, – как вдруг новое явление привлекает к себе ваше внимание, возбуждает в вас робкую и трепетную надежду… Заменит ли оно то, утрата чего была для вас утратою как будто части вашего бытия, вашего сердца, вашего счастия: это другой вопрос, – и только будущее может решить его: настоящее может лишь гадать о том на основании уже данного факта. И такой именно факт дает нам изящно напечатанная книга, заглавие которой стоит в начале этой статьи. Отстраняя все гадания, которые могут быть произвольны или односторонни, и предоставляя времени решение вопроса о степени поэтического таланта г. Майкова, – мы скажем пока только, что многие из его стихотворений обличают дарование неподдельное, замечательное и нечто обещающее в будущем. Говоря так, мы думаем, что много сказали в пользу молодого поэта: можно быть человеком с дарованием и не обещать развития; только сильные дарования в первых произведениях своих дают залог будущего развития… Явление подобного таланта особенно отрадно теперь, в эту печальную эпоху литературы, осиротелой и покрытой трауром, – теперь, когда лишь изредка слышится свежий голос искреннего чувства, более или менее звучный отголосок внутренней думы; теперь, когда в опустевшем храме искусства, вместо важных и торжественных жертвоприношений жрецов, видны одни гримасы штукмейстеров, потешающих тупую чернь; вместо гимнов и молитв, слышны пли непристойные вопли самолюбивой посредственности, или неприличные клятвы торгашей и спекулянтов…

Наша литература, несмотря на свою молодость и незрелость, уже свершила несколько фазов развития, уже дала не один факт для опытности ума мыслящего и наблюдательного. Из числа ее великих действователей нет почти ни одного, свободно и до конца развившего свои творческие силы… Но сколько было у нас талантов, так много обещавших и так мало выполнивших, так великими казавшихся еще недавно и так незначительных теперь!.. И все то благо, все добро!^{3} Благодаря этому обстоятельству теперь только разве низшие слои публики, полуграмотная чернь, может принимать за поэзию дикие, изысканные и вычурные фразы и приходить в неистовый восторг от тривиального сравнения голубых глаз с небом, а черных – с адом… Точно так же теперь только разве необразованная, невоспитанная посредственность решится «призывать вдохновение на высь чела, венчанного звездой», выдумать «грудь, которая высоко взметалась беспредметною любовью»^{4}, или отпускать другие подобные стихотворные вычуры. А прежде – и еще очень недавно, все это могло и даже должно было нравиться всем, за исключением только немногих избранных поклонников искусства. Честь и слава гг. Марлинскому, Языкову, Хомякову, Шевыреву и Бенедиктову! Они навсегда обратили русскую литературу к благородной простоте и навсегда избавили нашу публику от наклонности к изысканной дичи в мыслях и выражении!.. Их образ действования и усилия для этой цели были совершенно обратные и отрицательные; но зато результаты вышли теперь и прямые и положительные. В этом случае нам мало нужды даже до намерений и мотивов: результат всё выкупает, хотя бы он был и совершенно неожидан для самих действователей… Здесь нельзя не упомянуть с благодарностию имени г. Полевого, который стремился к той же цели, и притом еще двумя совершенно различными путями: бессознательно – философско-историческими статьями, критиками и повестями^{5}; и сознательно – превосходными пародиями на стихи некоторых диких поэтов, которые помещал он в своем «Новом живописце общества и литературы» – этом лучшем произведении всей его литературной деятельности…^{6} Да, заслуги этих людей, вольные и невольные, сознательные и бессознательные, поставили, так сказать, на ноги пашу юную литературу и наш младенчествующий вкус. Это произвело важные и благодетельные следствия. Маленькое дарование теперь не попадет в гении. Посредственность и бездарность может теперь сколько ей угодно петь стихами и скрипеть прозою, не подвергаясь опасности быть замеченною со стороны публики: она теперь обращает на себя внимание только журналов, и только в тех, --">