Луиджи Пиранделло - Другими глазами

отвергнутого своими, смертельно больного, и умершего бы, без сомнения, если бы врачи не уговорили отца Анны уступить ей. Нехотя отец уступил, божась, что для него, для всей семьи, Анна после этой свадьбы перестанет существовать.

Помимо разницы в возрасте в восемнадцать лет, на которые муж был старше Анны, и которая тревожила её отца, куда более серьёзное беспокойство у него вызывало финансовое положение Бривио, ненадежное и подверженное всяческим рискам, которым он, человек предприимчивый и деятельный, обыкновенно бросался навстречу с безрассудной верой, как в себя, так и в свою удачу.

Три года с момента замужества, Анне, окруженной комфортом и удобствами, удавалось считать мнение отца о муже несправедливым и излишне благоразумным, и она бездумно прониклась той же уверенностью, что, по сути, хранила и её мужа. К тому же, разница в возрасте, до сих пор не очевидная, не доставляла разочарований ей и вызывала лишь удивление у окружающих, так как годы нанесли Бривио, наделённому неутомимой энергией и беспокойной живостью, лишь незначительный ущерб.

Совсем в другом Анна теперь впервые, пока даже не отдавая себе в том отчета, обвиняла мужа, глядя в глаза умершей женщины, изображённой на портрете.

Да, это было правдой: его, едва ли не презрительное, пренебрежение иногда обижало её, но так, как в этот день – никогда. Теперь впервые она чувствовала это мучительное одиночество, эту отринутость от родных, которые, как ей в эту минуту казалось, оставили её. Как если бы она, выйдя замуж за Бривио, уже имела что-то общее с этой мёртвой женщиной, и не была достойна другого общества. И муж, который должен был утешить её, муж, казалось, не хотел видеть никакой заслуги в той жертве, которую она принесла во имя своей любви. Как будто ей ничего это не стоило, как будто он имел право на такую жертву с её стороны, и не был ничем ей обязан. Верно, она была так безумно влюблена тогда, что не чувствовала жертвы, но теперь, тем более, его долгом было возместить ей всё. И вот…

«Всегда  так!» - казалось, выдохнули воспалённые губы покойницы.

Анна снова включила свет, и, глядя на портрет, была потрясена выражением тех глаз. Так она тоже, действительно, страдала из-за него? Она тоже, она тоже, понимая, что нелюбима, чувствовала эту мучительную пустоту?

- Да? Да? – спросила Анна, задыхаясь от слёз, у женщины на портрете.

И ей показалось тогда, что эти честные, добрые, хорошие глаза, напряжённые от скорби и печали, сочувствовали ей в свою очередь, оплакивая и эту покинутость, и бесполезную жертву Анны, и ту любовь, что так и осталась запертой в груди. Как сокровище в ларце, ключами от которого он владел, но, как скупец, так никогда и не воспользовался.

--">