Уильям Шекспир , Хилари Мантел , Александр Константинович Жолковский , Кеннет Брана , Хаим Плуцик - Год Шекспира

Что станут говорить о мудрости властителя, когда

Его министр слывет за идиота? И это — твоя

                                                          верность?

Послушай, за твоей «неважною» навязчивой идеей

Ты позабыл о том, что вправду важно:

О сути. Верность Принцу, амбициям его,

Его «правам на трон» — тебе не кажется, все это

                                                       умаляет

Твою любовь к монарху, что на троне — сейчас?

— Скажи мне, — с горечью спросил я, —

Что король — он думает, как ты?

— Коль ты о том, что наш монарх своею королевскою

                                                     печатью

Скрепил велеречивый документ, где это сказано

Такими вот словами… Ясно, нет, мой друг!

Но я как правая его рука… я знаю его мысли — и

                                                             поверь,

Его любовь к тебе — как и моя — все та же. Как друг

Я должен был тебя предупредить…

Он пригубил воды и улыбнулся.

— Что же, спасибо, Карл, —

Я поклонился. — От души благодарю —

Ты только что мне вновь напомнил суть

Твоей политики придворной: все, что сложно,

Свести до примитивной ясности — тут у тебя талант…

— Ну ладно, ладно, ты ведь не в обиде! —

Он выдохнул, почти давясь от смеха.

Я был не слишком вежлив:

— Говорить, что я — посмешище для всей страны,

Давай не будем. Точно так же, как не стану

Кричать на всех углах о том, что сделал

Для Дании я и для короля. И если кто смеется

Втайне за спиной — пускай его, мне это не мешает

Чтить дорогую тень и правду говорить.

Да пусть хоть сто раз зовут шутом

И бьются об заклад — мне что с того?!

Глупцов везде хватает. И если я могу

Поведать правду про того, кого любил…

— Горацио, не надо!

Не своди меня с ума! Что за одержимость:

Уже лет семьдесят он мертв, и пылью стал давно…

— Вообще-то, сорок три прошло лишь года.

— Прекрасно, сорок три…

И что, скорбеть поныне?! Да это против Бога и

                                                           природы.

Он смертными нас создал. Все там будем: друзья,

                                                       враги…

История — лишь хроника смертей тех, с кем

Дружили мы. Клянусь Гераклом, ты городишь чушь

И хаешь Бога…

Я вздрогнул — он по-своему мои слова

Истолковал и фразу оборвал на середине.

Потом, поднявшись, принялся ходить. За окном

Темнело: ночь вползала в комнату.

Вдруг резко обернулся он и начал:

— Ладно, — сквозь усмешку, — все же поясню,

Что заставляет меня лезть в твои дела.

Из нас двоих ты — старше, не пристало

Мне, вроде бы, тебя учить — я пред тобой щенок.

И все же… все же… кое-что меня смущает…

Я озадачен. Это — как перчатка, что брошена

В лицо мне, будто вызов всей мудрости моей.

А я, поверь, горжусь — я знаю все пружины,

Что управляют ближним: ненависть, любовь, ум,

                                                          глупость —

Для меня как на ладони. Без этого — ну, как мне

                                                       устоять

Против завистников — ты знаешь, положение

                                                  министра

Куда как шатко… Я обязан знать, чем каждый

Дышит при дворе: причуды, страсти, моды…

Поверь мне, двор — что сумасшедший дом…

Но, глядя на тебя, я не могу понять — как,

Как умнейший человек способен верить в то,

Что за пределы смысла выходит начисто?!

— Ну, знаешь, если так…

— Стой! Ты кричишь о «правде»!

Ты правды жаждешь. Истины! Но — что есть истина?

Какую правду надеешься извлечь ты из могилы?

Я — практик, знаешь ли. И правда для меня —

То, что я видел, то есть правда факта!

(Религию — давай не будем трогать, я верую,

И этого довольно.) Позволь тебе напомнить,

Что я был при тех событиях — да, не участник,

Но свидетель. И я прекрасно помню Гамлета:

Как он, пуская слюни, на полу сидел и все пытался

--">