Джон Голсуорси - Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 16

Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 16

САТИРА

ЭТЮДЫ О СТРАННОСТЯХ

ПИСАТЕЛЬ

Каждое утро он просыпался с мыслью: «Не заболел ли я?» Ведь это весьма важно — иметь доброе здоровье. Больной писатель не может выполнять свой творческий долг; в то же время он не может хладнокровно выносить упадка собственного творчества. Но, установив, что болезни ему не угрожают, он спрашивал у жены: «Как ты себя чувствуешь?», — и, пока она отвечала, задумывался: «Да… если события последней главы я подам через субъективное восприятие Бланка, то мне лучше…» И далее в том же духе. Так и не услышав, как себя чувствует жена, он покидал постель и принимался за дело, которое в шутку называл «культом живота»; оно было необходимо для сохранения аппетита и фигуры, и, занимаясь этим делом, он отмечал про себя: «У меня это здорово получается». Но тут же появлялась другая мысль: «Этот субъект из «Парнаса» абсолютно неправ… он просто не понимает…», — и, застыв на мгновение нагишом, с ногами, задранными до верхнего ящика комода, он обращался к жене: «Я считаю, этот субъект из «Парнаса» просто не может понять, что мои книги…» И на этот раз он не пропускал мимо ушей ее энергичного ответа: «Ну, конечно же, не понимает. Он просто идиот».

Затем он брился. Это были минуты наивысшего творческого подъема, и он тут же кровавил себе щеку и издавал тихий стон: теперь придется искать специальную ватку и останавливать кровотечение — жалкая работа, не имеющая ничего общего с полетом гения. И если его жена, воспользовавшись случаем, говорила наконец то, что давно уже хотела сказать, он отвечал, пытаясь понять, о чем это она толкует, и думал: «Ну, началось! Никогда не дают возможности сосредоточиться». Покончив с бритьем, он шел мыться, и некий философский вывод неизменно зрел в нем как раз перед приемом холодного душа, и он останавливался и кричал через дверь: «Видишь ли, я считаю, что высший принцип…» И пока жена отвечала, он, к счастью, вспоминал о необходимости тотчас же подставить еще не остывшее тело под холодный душ, в противном случае может быть нарушено кровообращение, и ее ответ снова не достигал цели. Вытираясь, он мечтательно развивал свои взгляды на сущность мироздания и знакомил с ними жену с помощью фраз, которые он редко доводил до конца, так что отвечать было не обязательно. Когда он начинал одеваться, его мысли принимали несколько иное направление: «Почему я не могу сосредоточиться на своей работе? Это ужасно!» И если у него случайно отрывалась пуговица, он неохотно заявлял об этом, чувствуя, как бесполезно растрачивается его рабочее время. Глядя на сосредоточенное лицо жены, склонившейся над ничтожной работой — пришиванием пуговицы, он умилялся: «Она у меня просто чудо! И как она успевает сделать для меня столько в течение дня?» Затем он начинал ерзать от нетерпения, чувствуя нутром, что почта уже ждет его.

Он спускался вниз, привычно думая: «Эта проклятая почта отнимает все мое время!» Около столовой он ускорял шаги и, увидев на столе огромную кипу писем, привычно восклицал: «Проклятие!», — а глаза его загорались. Если что случалось редко — на столе не оказывалось зеленого конверта с газетными вырезками, в которых упоминалось его имя, он бормотал: «Слава богу!», — но физиономия его вытягивалась.

Обычно он торопливо ел, расхаживая по комнате и читая о себе, и, если жена заговаривала о его поведении, он молча сжимал губы и думал: «Я умею себя сдерживать».

Сколько бы он ни собирался, ему редко удавалось сесть за работу раньше одиннадцати, нельзя же было не продиктовать жене несколько мыслей о себе: например, почему он не мог выступить там-то и там-то с лекциями; или где он родился; или сколько он получил за то-то; или почему он не будет заниматься тем-то. И надо было писать письма, которые обычно он начинал так:

«Дорогой…

Сердечно благодарю за Ваше письмо с оценкой моей книги и за критические замечания. Я, --">