Гуго фон Гофмансталь - Притча о женщине под вуалью

живёт, вмиг упорхнёт!

Дайте ж мне знать,

Где вас искать?

Что станется с вами, скажите?

Она напевала, совсем не вдумываясь в смысл произносимых ею слов. Молодая супруга шахтёра живо представляла: вот вернётся муж, она пойдёт ему навстречу, поцелует его… и, конечно же, не скажет ни слова о своих страхах!

В этот момент на другой стороне ручья она увидела что-то тёмное между кустами. Она присмотрелась: кто-то карабкался по косогору, словно искал место, чтобы перейти ручей.

Он выглядел как рудокоп, но одежда его была из странной, однотонно-тёмной ткани. Из-под шапки вылезали пряди прямых каштановых волос, обрамлявших бледное молодое лицо. Левой рукой человек ухватился за ветку и остановился: он смотрел прямо на женщину…

Она могла рассмотреть даже его губы: они были тонкими, как два ножа, сомкнувшиеся тупыми сторонами.

Она поняла: это было знамение, но не доброе. Человек раскачался вместе с веткой, за которую держался, и перепрыгнул на этот берег.

Женщина спустилась во двор и поспешила за угол дома. Но как только она подошла к забору, чтобы через него заглянуть, незнакомец тут же исчез…

Странно, но у ручья — ни вверху, ни внизу — теперь не шевелилась ни одна ветка, за исключением тех, что касались воды, и которые ручей непрестанно трепал в своём водовороте…

Как страшно оставаться в сумерках наедине с ревущей и несущейся водой!

Поднявшись наверх, она взяла ребёнка, пошла на кухню, зажгла две лампы: одну поставила на печь, другую — на маленькое зарешеченное окно.

Ребёнок заулыбался, когда тень от второй лампы ожившей лентой пробежала с ним рядом по стене. Мать начала чистить овощи и готовить ужин.

Её муж возвращался домой по дороге, которая была проложена ко дню открытия шахты, и вела вниз, к деревне. Он брёл то по левой стороне, то по правой.

Так идёт человек, полностью погружённый в свои мысли.

На старом каменном мосту, над водопадом, он вдруг остановился и скользнул полным ожидания взглядом, словно отыскивая что-то, вверх по отвесной скале, до самых наступающих мощным фронтом облаков, которые там, наверху, ещё были освещены.

Затем, с ещё большим ожиданием опустил взгляд вниз, к пучине, курящейся влагой, словно именно там, — и, причём немедленно — ему должна была бесшумно открыться потайная дверь, ведущая куда-то туда, внутрь. Он знал: настал его час!

Последнее время шахтёр получал один за другим знаки, которые указывали на то, что его время подходит. Он долго не мог понять их, этих знаков. Они были незначительны и мимолётны. Но так чудесны!

За воспоминание он принимал то, что было предзнаменованием.

Он же зачастую считал их единичными, беспричинно и мило всплывавшими в памяти моментами своей жизни, неопределённо удалёнными во времени.

Так однажды, совершенно неожиданно, по телу его разлилось необыкновенное блаженство, когда он левой рукой всего лишь коснулся отвесного склона горы, ища опоры. Или в другой раз, когда он вдруг оказался в прохладных объятиях мрачного сырого ущелья, — какое же неописуемо восторженное чувство возникло у него!

Он закрыл глаза, совсем уходя в себя, ему представилось, что он наслаждается ароматом совершенной чистоты своего детства.

Иногда ощущения так обострялись, что каждый удар молота по горной породе внизу в шахте, каждый шаг по зелёной траве наверху уводили его в царство оживших воспоминаний…

И вот однажды, когда он очередной раз пребывал в таком состоянии, в луче прожектора горняцкой лампы перед ним вдруг появился молодой шахтёр с длинными каштановыми прядями и тонкими губами. Незнакомец долго смотрел на него, потом заговорил с ним, не сказав обычного шахтёрского приветствия «Счастливо на-гора».

— Кто вы? — спросил он чужака.

— Пусть это вас не волнует, — отвечал человек поспешно, — я здесь ненадолго и хочу, на ваше счастье, вам помочь.

— Сначала я хотел бы узнать, кто вы и откуда — повторил шахтёр ещё раз.

Нездешний нетерпеливо отмахнулся, подошёл совсем близко и низко наклонился над сидевшим на породе шахтёром. Он вдруг перешёл на «ты»:

— Ты сейчас поймёшь, кто я, — сказал он, — и убедишься, что мы с тобой хорошо знакомы. Скажи, ведь ты сегодня, когда работа на время встала, предавался воспоминаниям?

— Да, — не задумываясь, ответил тот.

— А не спрашивал ли ты себя: где я сейчас бью молотком? Здесь, или за тысячу миль отсюда? Ну, что скажешь?

Горняк ничего не --">