Элизабет Боуэн - Мария

потерять?

Мистер Доусли нашел, что внешность у Марии очень выразительная (у нее было землистое лицо с тяжелой челюстью и прямой челкой, свисающей на насупленные брови), выразительная, но неприятная – тут он мысленно поперхнулся и, наклонившись к Марии, спросил, не состоит ли она в скаутах.

Мария сказала, что ее воротит от скаутов, в ответ на что мистер Доусли от души рассмеялся и сказал:

– Экая жалость, ведь раз так, значит, ее должно воротить от Дорис и Дилли.

Дружный взрыв хохота сотряс стол. Дрожа в своем красном шелковом платье (стоял дождливый августовский вечер камин в комнате не топился, окно было распахнуто настежь, а за окном с деревьев ручьями текла холодная вода), Мария поглядела через стол на невозмутимого мистера Хэммонда, с застывшим каменным лицом сосредоточенно поглощающего свою порцию макарон с сыром. Он не принимал участия в общем веселье. Мария всегда считала, что викарии прыскают; она презирала викариев за это, но обозлилась на мистера Хэммонда за то, что он не прыснул. Она долго разглядывала его но так как он по-прежнему смотрел в тарелку, не удержалась и спросила:

– Вы иезуит?

Мистер Хэммонд (чьи мысли были заняты крикетной площадкой) вскинулся, уши у него заполыхали, он шумно втянул последнюю макаронину.

– Нет, – сказал он. – Я не иезуит. С чего вы взяли?

– Ни с чего. Так просто, в голову взбрело. Кстати говоря, я знать не знаю, кто такие иезуиты.

Все почувствовали неловкость. Учитывая пристрастие мистера Хэммонда, бедняжка Мария, сама того не подозревая, допустила чудовищную бестактность. Пристрастия мистера Хэммонда были довольно очевидны, и он, зная, насколько они очевидны в глазах семейства Доусли, был крайне чувствителен на этот счет. Тут миссис Доусли сказала: она не сомневается, что Мария любит собак. Все собаки, кроме овчарок, ей безразличны, ответила Мария. Чтобы поддержать разговор, миссис Доусли спросила у мистера Хэммонда: не он ли ей рассказывал, что его родственница разводит овчарок. Мистер Хэммонд подтвердил, что не кто иной, как он.

– К сожалению, – добавил мистер Хэммонд, пронзив Марию взглядом через стол, – я терпеть не могу овчарок.

Мария возликовала: она поняла, что сумела внушить ненависть мистеру Хэммонду. Не так уж плохо всего за один вечер. Мария разворошила макароны в тарелке и подчеркнуто отложила вилку. Простая, неприхотливая еда была Марии не менее отвратительна, чем неприхотливые люди. «В этом доме я буду ужинать еще три, нет, всего два раза», – сказала она себе.

Тогда Марии казалось, что добиться своего будет куда как просто, да и теперь эта задача казалась ей ничуть не сложнее, а вот поди ж ты, уже шестой вечер наступил, а она все еще уходит спать в «белое гнездышко, которое мы устроили для наших подружек», как выражалась миссис Доусли. Недоумение Марии было вполне понятно: ни с чем, подобным семейству Доусли, ей еще не приходилось сталкиваться, до сих пор она не встречала человека, который не возненавидел бы ее, если она задавалась такой целью. Французские горничные, гувернантки которым платили большие, можно сказать, бешеные деньги, сбегали одна за другой… В Марии было что-то поразительно, небывало отталкивающее… И тем не менее она все еще оставалась здесь. Мария дважды написала тетке, что она здесь не спит, не ест и опасается, уж не заболела ли она, на что леди Римлейд ответила письмом, где советовала переговорить обо всем с миссис Доусли. Миссис Доусли, указывала леди Римлейд, очень любит детей. Мария объявила миссис Доусли, что как ни жаль, но ей здесь плохо и хорошо не станет. Миссис Доусли запричитала, заохала, но сказала, что как бы там ни было, – и Мария, конечно же, это понимает? – но покой леди Римлейд не должен быть нарушен. Она настоятельно просила об этом.

– Она ведь сама доброта, – сказала миссис Доусли и погладила Марию по руке.

Мария подумала только: «Да она спятила» – и с вымученной улыбкой сказала, что ей неловко об этом говорить, но у нее мурашки по коже, когда ее гладят. Впрочем, грубить миссис Доусли было бесполезно, с нее все слетало как с гуся вода.

Единственным утешением Марии всю последнюю неделю был мистер Хэммонд. Она так тешила себя за счет мистера Хэммонда, что на четвертый день после ее приезда он сказал миссис Доусли, что, пожалуй, не будет у них столоваться, большое спасибо, его хозяйка уже научилась готовить.

Однако несмотря на это, Мария изловчалась часто видеть его. Она ездила следом за ним по --">