Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк - Весенние грозы.

старик.-- Что же, выучится Сережка и жалованье будет большое получать... Дай бог!.. А то, может, военным захочет быть -- везде скатертью дорога.   -- Нет, он в военные не пойдет,-- сказала Марфа Даниловна.-- Плохое это дело быть военным...   -- Всё от человека, матушка: хороший везде хорош. Конечно, в военной службе такого жалованья не дадут, зато почету больше. Каждый солдат честь отдает...   -- Бог с ней, с вашей военной честью. Мы люди простые...   Старик улыбнулся, набил новую трубочку и замолчал.   -- Пусть будет Сережка доктором,-- заговорил Петр Афонасьевич.-- Доктора, как попы, с живого и с мертвого берут... Самое занятие подходящее. Вон шурин, Павел Данилыч, как поживает...   При этом напоминании о брате Марфа Даниловна опять поморщилась. Она не любила брата, который забыл своих. Выбился в люди и никого знать не хочет. Конечно, он живет богато, а всё-таки свою родню забывать нехорошо. И сунуло Петра Афонасьевича вспоминать его.   -- Да, Павел Данилыч...-- повторил старик, попыхивая трубочкой.-- Что же, отлично живет... Свои лошади, дом -- полная чаша, женился на богатой... А только я так думаю, что и бедным тоже нужно жить... Не всем быть богатым да ученым... т.-е. оно не мешает... гм... а только надо привычку иметь ко всему. Как же... Павел-то Данилыч побольше трех тысяч в год получит, а сам кругом в долгу. За богатыми тянется...   -- Не наше дело чужие дела разбирать,-- уклончиво заметила Марфа Даниловна.-- У Павла Данилыча свое, у нас свое... А я Сережу по судейской части пущу. Доктору страшно в другой раз, когда резать живого человека придется, а судейский знает свои бумаги... Я знаю одного члена суда: очень хорошо живут.   -- Хорошо и судейским,-- на всё соглашался старик.-- А нет лучше нашего с тобой ремесла, Петр Афонасьевич: заберемся летом в Курью и знать ничего не хотим... Воздух один чего стоит, а матушка Лача разливается зеркало зеркалом. Утром встанешь: вода дымится, по заводям уточки крякают, рыбка плещется... Бог даст день -- даст и хлеб. Нет этого лучше, когда человек кормится от своих трудов праведных. Прямо сказано: в поте лица снеси хлеб твой.   -- Вот ужо крючья будем налаживать, дядя,-- заговорил Петр Афонасьевич, возбужденный этим воспоминанием о своем ремесле.-- У нас с тобой свое ремесло. Только бы зиму избыть.   -- Живы будем -- избудем.   Разговор принял другое направление, точно всем сразу сделалось легче. Петр Афонасьевич достал графинчик с водкой, появились домашнего соленья огурцы и рыжики. Яков Семеныч подтянулся, крякнул и поздравил с новоиспеченным гимназистом.   -- В старину так говорили: вспоить, вскормить, на коня посадить...-- говорил он, выпивая первую рюмку.-- А куда Сережа поедет на своем коне -- дело уж его. Я-то по-стариковски, жалеючи вас, говорю... трудненько будет... да. Ну, да ничего, бог труды любит.   Ужинать старик не остался, несмотря на все уговоры, и Марфа Даниловна была рада, что он ушел. Она любила дядю и во всех трудных случаях жизни советовалась с ним, но сейчас он был лишним. Петр Афонасьевич чувствовал это и надулся на жену. Нужно заметить, что он немного побаивался её и находился в известном подчинении, но сейчас чувствовал себя обиженным за старика. Ну, что ж из того, что старик и поворчит,-- их же жалеючи... Старая военная косточка.   -- И какие мужья одинаковые везде...-- говорила Марфа Даниловна, когда после ужина они остались в спальне одни.-- Дошло дело до гимназии, матери и повели ребят, а отцов-то и нет.   -- А служба?   -- Один-то день не велик... Просто струсил.   -- Я? Нисколько!.. Мне это даже сущие пустяки, ежели бы не служба...   -- Всё у вашего брата служба на языке... Чуть что, сейчас и за женину спину. Вон и Печаткин такой же...   -- Да, ведь ты этого не знаешь? И Гавлич, по-твоему, струсил?   -- Ну, там другое дело, а про тебя-то я знаю...   Петр Афонасьевич действительно боялся всякого начальства и Марфа Даниловна с умыслом кольнула его в больное место. Супруги немного повздорили, а потом помирились. В сущности, у обоих было так хорошо и полно на душе. Происходило что-то такое неиспытанное, новое. В маленькой спальне свеча горела далеко за полночь, освещая широкую двухспальную кровать, горку сундуков у внутренней стены и разное платье, развешанное по углам.   -- А в самом деле, вдруг Сережка наш кончит гимназию?-- повторял Петр Афонасьевич несколько раз с особенным удовольствием.-- Ведь птицей будет, канальство... Пожалуй, еще накланяешься ему. Хе-хе... Знаешь, Марфуша, мне всё кажется, что сегодня точно у нас воскресенье. Ей-богу...   Марфа Даниловна не --">