Алексей Юрьевич Колышевский - Взятка. Роман о квадратных метрах

Алексей Юрьевич Колышевский Взятка. Роман о квадратных метрах

Посвящается больному обществу больной страны.

2010 год

Часть первая

Ветер и курица

1

Однажды, прямо на моих глазах, один несчастный убился из строительного пистолета. Я это видел собственными глазами, клянусь! Я видел, как в лоб ему вонзился жирный строительный гвоздь и этот парень стал похож на индийскую женщину с нарисованной точкой на лбу. Точкой была шляпка гвоздя. На лице у парня застыло удивленное выражение, так его и схоронили, удивленного.

Вы воскликнете: «Вот так начало!», но именно это воспоминание вытянуло из меня все остальное, о чем вам предстоит узнать. Воспоминанием о строительном гвозде, словно ключом, я открою вам мир, о существовании которого вы наверняка подозревали, но не знали подробностей. И я сильно подозреваю, что, дочитав до конца и захлопнув книгу, вы в сердцах воскликнете: «Ну и жучки эти строители! Да как же так можно?!»

Но даже если все это и случится, то я тут ни при чем. Я лишь хотел рассказать о своей жизни, воспользоваться тем безусловным правом, которое дает человеку опыт прожитых лет. Я не хочу давать советы, рассказывать всякие рецепты и капать на мозги. Я просто расскажу о том, как это было, и в конце своего рассказа обязательно выкурю самую огромную сигару «Гран Корона», какая только существует на свете. Я буду курить ее долго, в своем кабинете, там, где висит на стене картина кисти потомка большого русского художника Верещагина «Столетняя война, в которой погиб один человек, попав под лошадь». Представьте себе, на картине нарисованы два огромных деревянных коня, набитых людьми, которые осыпают друг друга копьями и стрелами. Я купил эта картину потому, что очень хотел увидеть того, кто попал под лошадь. Я так до сих пор и не увидел, где же нарисован этот несчастный, помятый лошадиной подковой человек.

Я стану курить и смотреть на Москву, чуть прищурясь. И вовсе не оттого, что светит над городом яркое солнце, морщинки соберутся вокруг моих глаз. Мое лицо – застывшая маска сарказма. Я знаю цену этому городу, особенно его новостройкам. Я знаю всех, кто стоит за тем или иным зданием, всех, кто утверждал, согласовывал, накладывал резолюции, участвовал в прениях, словно невзначай открывал ящик письменного стола в ожидании, что туда сам собой влетит плотно набитый купюрами конверт… Хотя, чаще всего, конвертами дело не ограничивается. Не тот, знаете ли, размер. В строительстве взятка порой с трудом помещается в большой пластиковый пакет. Я знаю, о чем я говорю, я таких пакетов передал целую уйму. Немного погодя я стану рассказывать вам об этом, используя все богатство родной речи, начиная от лексики клошаров и заканчивая вполне приличными деепричастными оборотами и сложноподчиненными предложениями. А вы думали, раз строитель, значит, тупой? Нет, друзья мои. Везде и во всем бывают свои исключения.

Я буду курить свою сигару до тех пор, пока не надоест, а потом я выброшу окурок в открытое окно. С учетом того, что мое окно расположено на тридцать первом этаже башни «Миллениум», можно предположить, что окурок полетит к земле по сложной траектории, влекомый ветром. Быть может, он угодит за шиворот какому-нибудь работяге из тех, от которых ошеломляюще пахнет лыжной мазью. Кому-то из тех, что копошатся там, внизу. И тогда он примется забавно орать и дрыгаться так, словно танцует ча-ча-ча. А быть может, он влетит в открытый люк легкового автомобиля ценой в сто пятьдесят тысяч евро, которым управляет какая-нибудь пани Содержаньска, и у той появится повод удивить рассказом о случившемся всех своих тупых, испорченных подруг, большинство из которых мне знакомо не понаслышке. Судьба окурка зависит от воли ветра. Ветра, с которого все началось.

2

Ветер сидел где-то высоко, на облаке, поджав одну ногу под себя. Ветер смотрел на звезды, и никто, кроме Ветра, пилотов воздушных судов и астронавтов, кувыркавшихся в невесомости, в тот вечер не видел звезд. Ветер, словно небесный ткач, заткал небесный купол от горизонта до горизонта низкими, стальными, насупленными облаками. Он отгородился от всего подлунного мира плотным серым занавесом и теперь отдыхал там, в вышине, у подножья белой, сахарной, небесной горы, исполином вытянувшись вдоль ее склона. Голова Ветра достигала вершины. Его длинное прозрачное и густое тело струилось вниз, а вторая нога --">