Матиас Мальзьё - Механика сердца

Матиас Мальзьё Механика сердца

Тебе, Акасита, за то что заронила в меня семя этой книги

Заповедь первая: не прикасайся к стрелкам.

Заповедь вторая: смиряй свой гнев.

Заповедь третья: никогда — запомни, никогда! — не позволяй себе влюбляться. Иначе большая стрелка на часах твоею сердца пронзит тебе грудь и кости твои рассыплются, а механика сердца снова придет в негодность.

1

Нынче, 16 апреля 1874 года, над Эдинбургом идет снег. Невиданный, трескучий мороз сковал город. Старики роются в памяти: похоже, это самый что ни на есть холодный день на свете. Гляньте-ка — вон и солнце скрылось, вроде бы навсегда. Ветер как ножом режет, снежные хлопья летят как пух. ВСЕ БЕЛО! БЕЛЫМ-БЕЛО! Беззвучный белый взрыв. Один только снег и видно. Дома похожи на паровозы; сероватые дымки, выдыхаемые каминными трубами, хоть чуточку да расцвечивают свинцовый небосвод.

Эдинбург, с его крутыми улочками, преобразился до неузнаваемости. Фонтаны один за другим превращаются в ледяные букеты. Бывшая речка, обычно столь серьезно исполнявшая роль водного потока, теперь застыла озером сахарной глазури, простершимся до самого моря. Морской прибой не ревет, а дребезжит, словно треснувшие стекла. Иней разрисовывает прихотливыми узорами шерстку на кошачьих боках. Деревья — грузные феи в белых ночных сорочках — стоят, раскинув руки-ветви, позевывая на луну и глядя, как коляски выписывают зигзаги на зеркально-скользких мостовых. Стужа такая свирепая, что птицы замерзают прямо на лету и разбиваются оземь. Звук их падения странно мягок для звука смерти.

Это самый холодный день на свете. И именно сегодня я собираюсь появиться на свет.

Происходит это событие в старом доме, прочно утвердившемся на макушке погасшего вулкана со склонами из голубоватого кварца; это самый высокий эдинбургский холм под названием Артуров Трон. Согласно легенде, на его вершине покоится прах нашего доброго короля Артура. Заостренная крыша дома на удивление высока. А еще выше торчит, целясь в звезды, каминная труба, похожая на нож мясника. Луна точит на ней свои серпы. Вокруг никого, одни деревья.

И внутри дома все сплошь деревянное, словно он вытесан из цельного елового ствола. Войдешь, и чудится, будто попал в сельскую лачугу: потолочные балки не ошкурены и корявы, в узкие проемы вставлены оконца, подобранные на кладбище поездов, низкий стол сделан из толстого пня. Бесчисленные шерстяные подушечки, набитые шуршащими сухими листьями, уподобляют эту обитель птичьему гнезду. Здесь, в этом доме, часто принимают подпольные роды.

Ибо в нем обитает странная особа — Докторша Мадлен, акушерка, которую городские жители считают тронутой; для своего почтенного возраста она еще вполне хороша собой. Взгляд ее всегда весело искрится, однако в улыбке сквозит непонятная грусть.

Докторша Мадлен помогает являться на свет детям проституток, да и прочих женщин — брошенных, слишком юных или слишком легкомысленных, чтобы дать жизнь младенцу в приличных условиях. Помимо акушерских услуг, Докторша Мадлен обожает чинить людей. Она большая специалистка по механическим протезам, стеклянным глазам, деревянным ногам и так далее. В ее мастерской можно отыскать все, что угодно.

В конце XIX века этого вполне достаточно, чтобы заподозрить человека в колдовстве. По городу ходят слухи, будто она убивает новорожденных младенцев, превращает их в зомби и использует как покорных рабов, а еще она якобы спит со всеми, какие ни есть, птицами и рождает от них монстров.

Во время долгих схваток моя совсем юная мать отрешенно созерцает белые хлопья и птиц, что беззвучно разбиваются об оконное стекло. Можно подумать, не роженица, а девочка, вздумавшая поиграть в беременность. Ее снедает безысходная грусть: она знает, что бросит меня, и едва осмеливается обратить взгляд на свой живот, готовый исторгнуть дитя. В тот миг, когда я начинаю появляться на свет, она просто смыкает веки, даже не жмурясь. Ее тело сливается с белыми простынями — так и чудится, что постель вот-вот поглотит ее и она бесследно растает в ней.

Она успела поплакать раньше — взбираясь на вершину холма, чтобы попасть в этот дом. Ее замерзшие слезы скатывались наземь, как бусинки разорванного ожерелья. И пока она шла вперед, под ее ногами расстилался ковер из блестящих шариков. Она начала скользить, но упрямо --">