Макар Троичанин - Шесть дней, которые потрясли мой мир. Повесть

общем, жаловаться было не на что. Особенно, когда неработающая благоверная с отпрыском, устав от каторжной жизни в нашей двухкомнатной отапливаемой, но без сортира, конуре, всученной мне, недотёпе, хотя и главному инженеру, умеющими заботиться о семье сослуживцами, уезжала отдыхать к родителям в их трёхкомнатную со всеми встроенными благами и даже с газом.

- 3 -

Так было и в первый из короткой череды самых счастливых дней моей жизни, о чём я тогда и не подозревал. Проводив их вчера и освободив за бутылкой с приятелями мозги от сонма наставлений, указаний и предупреждений, я в законном отпуске, начавшемся сегодня, сидел на ступеньке крыльца-веранды нашего деревянного трёхквартирного дома, отворачиваясь от бьющего прямиком в правый глаз утреннего яростного солнца и тупо наблюдая, как через дорогу за шатким расползающимся забором местной каторги-фабрички по производству трёх самосвалов цемента в месяц бесформенные серые от цементной пыли фигуры с такими же серыми корковыми масками на лицах перетаскивали тяжёлые серые мешки. Возникая из стоящей облаком пыли грохочущей мельницы, они походили на серых лунных жителей или на раздувшихся мертвецов с живыми глазами. Но я-то знал, что это никакие не лунатики и не ходячие трупы, а самые обыкновенные русские бабы, и некоторые из них очень и очень. Знал потому, что руководил всем этим адом мой приятель и напарник по рыбалке. Каждый квартал он, мучаясь душевно, составлял планы и отчёты по снижению доли тяжёлого женского труда, но я что-то так и не замечал каких-либо изменений через дорогу, где по-прежнему надрывались женщины, а единственный мужик вёл учёт, напрягаясь в счёте засыпанных и оттащенных на склад мешков. И с этим ничего нельзя было поделать, потому что никто не хотел работать на дешёвой неквалифицированной работе, работы в городе вообще не хватало, а уж лёгкой женской – и вовсе. Да и женщин в городке было значительно больше, чем мужчин, отчаливавших при первой возможности на крупные стройки социализма, а значит – насовсем. У меня на заводе передвигали, поднимали и таскали тяжести тоже женщины, и, давно привыкнув к этому, я, наблюдая почти не видящими глазами непыльную работёнку на фабричке приятеля, думал не о них, а о том, что надо бы нам сговориться на зорьку.

Приятную мысль перебила скрипнувшая сбоку дверь, из-за которой вывалилась целая толпа: наш экономист-нормировщик, его жена-колода, двое школяров-сопляков и ещё младший брат экономиста с девицей, которая была, кажется, племянницей жены другого моего соседа – нашего мастера. Все сначала весело поздоровались, а потом ещё веселее стали прощаться, и я вспомнил, что сосед этот добыл каким-то образом семейную путёвку в Крым, его братик возвращается в мединститут, где ему предстоит какая-то последняя практика на безгласных трупах в морге, а девица, наверное, их всех провожает. Вспомнил и вчерашний наказ-просьбу студента то ли в шутку, то ли всерьёз за вечерним общим ритуальным пивом на веранде последить за девой, с которой у него завелись шашни, и он даже намеревался жениться на ней после окончания института и распределения. Теперь они уходили весёлой толпой, и я впервые за две недели, что она здесь, обратил внимание, приноравливаясь к принятым обязательствам,  что со спины поднадзорная очень даже ничего: фигуристая, с приятной ложбинкой между лопаток, стройная, с копной тёмно-русых волос, свободно откинутых на спину и спускающихся ниже плеч. Боковое солнце совсем ослепило, не дав рассмотреть объект более детально, но мне этого и не надо было. Их уход мне приятно напомнил, что дома, слава богу, никого нет, и я могу в тишине и сладости покемарить, пока не опухну, а там видно будет.

Не знаю, как вы, а я давно заметил, что чем больше спишь, тем больше хочется, и вообще – выспаться невозможно. А ещё: когда можно спать вдосталь – чёрта с два заснёшь. Так и сейчас. Промаявшись в полусне-полудрёме до самых жарких часов дня, я, пересилив вспухшую лень, встал и, не умываясь, в шлёпанцах на босу ногу, в мятых домашних брюках-трико и в не менее мятой тенниске отправился за живительным пивом. Сил достало только дойти до ближней бочки-цистерны, что стояла на вечном приколе на нашем конце города, пополняемая по необходимости молоковозкой. Обычно же я беру пиво из другой цистерны, обитающей так же испокон веков на другой стороне города, и не из вредности, а после случая, что приключился с

--">