Юлия Винер - На воздушном шаре — туда и обратно

стержни. Спину ломило нестерпимо.

Нужно было отдохнуть. Она пошла в спальню и легла, осторожно отодвинув с середины кровати кошку. Кошка, не просыпаясь, нежно курлыкнула и вытянулась у нее под боком. Она не таила зла на хозяйку.

Шар, словно выполнив свою задачу, перестал снижаться. Застыл на месте, только слегка покачивался на ветру.

Следовало бы задать ему какое-нибудь новое направление. Но ей никуда не хотелось. Не хотелось никого видеть. И ничего не хотелось. Ни есть, ни пить, ни спать. И даже курить хотелось недостаточно сильно, чтобы встать с кровати за сигаретами. Она лежала с закрытыми глазами и шаг за шагом, слово за словом повторяла про себя только что закончившуюся встречу. И с каждым вспомненным словом, ее и его, к горлу все сильнее подступало отчаяние — опять, опять все не так! Опять она не смогла, не сумела. Опять она упустила возможность — последнюю, теперь уже невозвратимую…

Но тут проснулась кошка и громко потребовала: «Жрать!» С этим ничего нельзя было поделать — кошка была неумолима. Не замолчит, пока не дадут. Пора было менять настроение.

Пришлось встать. Это далось с трудом. Тело повиновалось медленно, колени не хотели сгибаться. «Перетрудилась, бедняжка, и все зря», — сказала она себе и сунула ноги в обрезанные валенки, присланные друзьями из России. То есть валенок там, разумеется, не было, а на ногах были сандалии, которых она и не снимала.

Помыться. Пропотевшая насквозь одежда липла к телу. Она сполоснулась в душе и стала одеваться. Новые джинсы кое-как натянула, но застегнуть не смогла. Разъелась я тут, подумала она, эти их пирожки проклятые… Пришлось надеть старые. Футболки на смену не было — все улетели за борт — пришлось и футболку надеть прежнюю, длинную и мешковатую. Оно и кстати, приталенная новая маечка сильно растянулась на полнеющих боках…

В прежней одежде она почувствовала себя как-то свободнее, все-таки эти узкие джинсы и маечки сильно связывают движения.

После мытья стянуло кожу лица. На полочке в душевой стояли различные кремы, шампуни и жидкости для смывания грима. Она взяла первый попавшийся крем, намазала. Кожа лица под пальцами показалась ей несколько вялой и шершавой. Она глянула в зеркало — лицо вроде бы по-прежнему свежее и молодое, но что-то мешало ей разглядеть его как следует. Она попыталась стереть с глаз мутноватую пелену и вдруг сообразила, что смотрит на мир без очков. Они слетели с нее еще в начале, она даже не заметила, и теперь должны были валяться где-то на палубе, если она не раздавила их в суматохе.

Нет, не раздавила. Там же нашла и зубы свои фарфоровые, слава богу, протез не разбился, такой дорогой. Сполоснула его под краном и бросила в стакан с водой.

Она надела очки — совсем другое дело! Пелена исчезла, мир снова обрел четкие очертания.

Вновь посмотрелась в зеркало. Теперь было видно, что лицо прорезано первыми неглубокими морщинами. В волосах изредка проблескивали серебристые нити.

Что ж, подумала она с грустью, всему приходит конец. Дают понять, что пора возвращаться. А как же — говорили, вернешься, когда пожелаешь? Разве я уже пожелала? Я ведь, кажется, хотела плавать долго-долго, пока не доживу снова до своего настоящего возраста… Вот и доживешь, заверила она себя, с их помощью быстро доживешь.

А неиспользованные возможности? Их ведь осталось еще немало.

Напрячься, вспомнить их, вытащить из-за серой завесы?

Зачем, какой смысл. Вызывать никого не хочется.

Мама, которую так сильно, так больно хотелось, по-видимому, не прилетит. Он говорил, что мама услышала и спешит к ней, но это он, скорее всего, по доброте своей говорил, для утешения. Не прилетит она, и не удастся сказать ей… что сказать? Мама, я тебя люблю? Мама, ты мне нужна? Да, такая возможность когда-то была. Такая возможность представлялась ей в жизни много-много раз. Она ее практически не использовала, и вряд ли удастся теперь.

Она подобрала оставшиеся на полу книги, сложила на стеллаж. Какой он умница, что велел ей не выбрасывать все книжки! Добрая треть осталась, на ее век хватит. Вот только «Девушек в цвету», кажется, выбросила. Ну и ладно, все равно ведь читать уже не буду. А тряпки — тряпок не жалко.

Собрала со стола объедки и бутылки из-под воды, сложила в пластиковый мешок. Не забыть захватить с собой, выбросить. Туда же сунула едва початый блок сигарет. Не забыть сперва вынуть их, а потом уж выбросить.

Сандальные ремешки больно врезались в --">