Стивен Миллхаузер - Король среди ветвей

выражение, — он поднял руку, удерживая меня от хода. «Ну, Томас, — произнес он, — будь ты королем Корнуэлла, какого бы хода ты ожидал?».

— Будь я королем Корнуэлла, господин мой, я ожидал бы одного из трех ходов: взятия пешки, выхода моего королевского коня на клетку перед слоном или продвижения моей ферзевой пешки.

Король, хорошо играющий в шахматы, внимательно выслушал этот ничем не примечательный ответ. Он опустил взгляд на троицу пешек и снова поднял его на меня: «Я не забыл того, что ты сказал мне в тот день в саду».

Привязанность Короля к воспоминаниям, которой я вряд ли вправе ждать от него, всегда меня трогает. Ему — Принцу в отцовском замке — было тогда двенадцать. А мне двадцать — молодой человек, посвященный в рыцари, прошедший хорошую выучку в замке моего дяди и призванный обучить Принца владению мечом и диалектике. Мы часто играли с ним в шахматы в саду его матери, в беседке под сенью лип. И он любил вспоминать за шахматами ту давнюю историю.

— Ты указал мне на три пешки и сказал: «В них кроется последний ход всей партии, — если бы только мы могли его различить».

— Мы и могли бы его различить, но при двух условиях: если бы нам удавалось всегда точно предвидеть ход противника и если бы каждый наш ход неизменно был совершенным.

Король оттолкнул свое кресло назад и встал. Я тоже сразу поднялся на ноги. Партия завершилась. Он приблизился к окну, выходящему на плодовый сад и на лес, глянул без особого интереса вниз и отошел к гобелену, изображающему окровавленного оленя в окружении серебристых борзых.

— Как по-твоему, Королева несчастлива? — спросил он.

— Она выглядит очень довольной, господин мой.

— А, — отозвался он нетерпеливо. — Знаешь, Томас, я иногда думаю — молодая женщина, оказавшаяся при чужеземном дворе, в окружении чужих людей. Наверное, ей приходится нелегко! Я хочу, чтобы ты приглядел за ней. И дал бы мне знать, если ей будет — не по себе.

— Хорошо, господин мой.

— Я знаю, что могу на тебя положиться, Томас, — он повел рукой в сторону окна. — Взгляни! Хороший денек для охоты с соколом.

Сейчас уже ночь, а меня все давит странное чувство, и никак мне его не избыть. Смысл нашего разговора слишком мне ясен: Король желает, чтобы я следил за его супругой. Он сам не свой с тех пор, как сенешаль накляузничал ему.

Я бы и не заподозрил ничего в том, что Королева водит дружбу с Тристаном, которого сам Король попросил оберегать ее, — если бы не взгляды, которыми они порою обмениваются. Да и взгляды эти легко истолковать, как совершенно семейственные, ведь сам Король приказал им любить друг дружку. Возможно, они и любят друг дружку, как брат с сестрой, — Королева, попавшая в чужую страну, Тристан, лишившийся матери и отца? Благоговение перед мужем требует же, чтобы она почитала и его племянника. А Освин твердит, будто Изольда отдается Тристану в каждой кровати замка, на каждой из лестниц его, за стволом каждого дерева.

Ох, боюсь, что-нибудь да случится.

* * *

При дворе довольно людей, которых бесчестье Тристана только порадовало бы. Он всегда привлекал к себе пылких сторонников, особенно из рыцарей помоложе, однако чрезмерная любовь Короля к племяннику породила и тайных завистников. Кое-кто из баронов побаивается его воинской удали, кое-кому не дает покоя привязанность к нему Короля, кого-то еще возмущает, что Король так долго отказывался вступить в брак, желая оставить королевство племяннику. Разумеется, хватает и других, тех, кто готов к пылкой дружбе с Тристаном. Но и их порою охватывает, в самом средоточии преданности ему, потаенная усталость, какую ощущаешь в зашейке, слишком долго пролюбовавшись на великолепную башню.

Я не хочу сказать, будто Тристана не любят. Даже завистники и те, кто обижен, признают его отвагу, бесстрашие, чувство чести, любовь к товарищам. Рассказывают, как Тристан однажды, охотясь в королевском лесу, выехал к ручью. Спутники его опустились на колени, чтобы напиться, а между тем слуга Тристана протянул молодому своему господину единственную взятую им с собой, чтобы утолить жажду хозяина, бутылку вина. Тристан же, приняв бутылку, высоко поднял ее, воскликнул: «Вот так я пью!», — и вылил вино в поток, предлагая всем разделить его. Любовь Короля к Тристану столь глубока, что походит на любовь человека к собственной жизни.

Освин Гордец, Освин Похотливец — не единственный, кто сеет при дворе смуту. Его нередко видят в --">