Андрей Германович Волос - Волна. Рассказы

“Игра в бисер”! — вот что я сказал!

— Что? — переспросил Голубец, завороженно поворачиваясь ко мне. — Ты говоришь — “Игра в бисер”?

Он нежно улыбнулся, и глаза его затуманились.

Волна

Полно, полно, почтеннейший! Не жалуйтесь так! Разве сами вы не были только что в Атлантиде?..

Э. Т. А. Гофман, «Золотой горшок»

Впервые это застало Виктора Сергеевича в кинотеатре.

Уже скользили финальные титры. Он сцепил ладони и потянулся, сладостно жмурясь.

Тут-то и шарахнуло.

Раздался треск — или, точнее, сжатый в мгновенное звучание гул: такой, что воспринимается не ушными перепонками, а всем существом, всеми жилками организма.

Одновременно здание кинотеатра ухнуло метра на три: провалилось — и, каким-то чудом удержавшись от дальнейшего падения, снова застыло, почти не накренившись.

Обрушение произошло так неожиданно и быстро, что когда он конвульсивно схватил за локоть своего приятеля, сидевшего в соседнем кресле, все уже кончилось.

Тот удивленно повернул голову:

— Что ты?

Виктор Сергеевич оглянулся.

Лампы разгорались в полную силу, и окружающее выглядело именно так, как и должен выглядеть полный кинозал сразу после окончания заурядного сеанса: хлопали сиденья, два тесных рукава человеческой реки тянулись к широко распахнутым дверям справа и слева, кто-то еще сидел, одурело озираясь и, вероятно, не находя в себе мужества вернуться в мир реальности.

Публика мирно гомонила, и было очевидно, что никто не обратил внимания на случившееся.

— Просело что-то, — неуверенно сказал Виктор Сергеевич. — Слышал?

Товарищ не понял, что он бормочет, отмахнулся — мол, давай выберемся, потом скажешь. И двинулся к проходу.

Но когда вышли на солнечный свет, Виктор Сергеевич счел за лучшее разговора не заводить.

Потому что, к его изумлению, все вокруг оказалось как прежде: торчал пик гостиницы “Пекин”, лежал под ногами гладкий асфальт, катился поток машин в одну сторону, уходя под мост, и точно такой же выползал из-под моста ему навстречу, и не было видно ни трещин в мостовых, ни разрушенных зданий, ни пожаров, неизбежно сопутствующих подобным разрушениям.

Только у пешеходного перехода стоял наискось грузовик, в задний бампер которого въехала расквасившая морду черная “тойота”.

Но это происшествие, судя по всему, не имело отношения к тому, что пережил он.

— Ну что ты встал, как мент у магазина? — поторопил его товарищ. — Пойдем.

“Как же так? — растерянно думал Виктор Сергеевич, шагая за ним. — Оно все сразу, что ли, просело?”

Он сам не знал, что имеет в виду под словом “все”.

Но всплыло в сознании именно это — Атлантида!..

Виктор Сергеевич давно изжил те мечты и надежды, что отличают мальца, только лишь пускающегося в плавание, от зрелого, закаленного бурями морехода. Символом тщеты человеческого существования стал для него город, бесследно канувший в пучины вод.

Почему именно он? Казалось бы, образ погибшей Атлантиды не выдается из ряда иных катастроф, тут и там рассеянных в сумеречной бездне времени. Даже грубая физичность этого крушения, его лапидарная, внеисторичная стремительность не мешает поставить его на одну доску с не столь молниеносными исчезновениями Греции, Рима, Парфянского царства, Третьего рейха или СССР. Как над Атлантидой сомкнулись волны, вытеснив воздух, коим прежде дышали ее обитатели, так и воздух над пространствами иных государств и империй хоть и посвистывает в будыльях чертополоха, однако уж, увы! — нет тех, кого унесли волны текучего времени, тех, чьи жадные легкие он мог бы сладостно наполнить.

И там тщета, и здесь тщета… и все же картина уходящего в пучину града, впечатавшаяся с черно-белой репродукции какой-то старинной гравюры (кажется, не было и десяти, а вот надо же — на всю жизнь), отчетливо выпирала из тусклой полуреальности всемирной истории: может быть, именно потому стояла особняком, что для ее создания требовались не пыльные обломки музейных экспонатов, а значительно более разнообразные материалы, поставляемые воображением.

Обнаружив как-то раз в одной нелепой книжице дорогой с детства образ, эксплуатируемый автором в интересах своих нелепых умопостроений, Виктор Сергеевич испытал примерно такое возмущение, как если бы кто-то плюнул в его тарелку с супом. Автор покушался не на многое, он рассчитывал всего лишь --">