Андрей Германович Волос - Волна. Рассказы

прозвенеть звучным именем, раскатить эхо, чтобы придать (за чужой, надо сказать, счет) некоторый блеск собственным тусклым словесам. Ничего не вышло: Атлантида торчала из его писанины ни к селу ни к городу, будто золоченый трон посреди обшарпанной комнаты.

В общем, Виктор Сергеевич осудил нечистоплотные спекуляции борзописца, однако все же вынес из текста пару-другую выражений, которых, как оказалось, не хватало, чтобы придать конечную определенность очертаниям его зыбких миражей.

Эти отдававшие древними гекзаметрами эпитеты относились к морским валам, хлынувшим на мирные улицы, и к чувствам, которые испытывали их несчастные жертвы: камнекрушащие, душемертвящие, бурнокипящие, смертонесущие.

Кинотеатром дело не ограничилось: сотрясения стали повторяться с завидной регулярностью.

Он холодел, инстинктивно хватаясь за что-нибудь, как хватаются за поручни пассажиры угодившего в колдобину автобуса.

К счастью, всякий раз это оказывалось не окончательное падение в тартарары, а только очередной шаг к гибели. Просев на несколько метров, город чудом задерживался на новом уровне — и утверждался, снова, как и прежде, производя обманчивое впечатление чего-то совершенно незыблемого.

Следующий слом происходил, как правило, несколько дней спустя.

В самом процессе проседания не было ничего удивительного. Ничто не вечно, все портится, выходит из строя, трескается. Где когда-то были горы, лежат равнины, где расстилались равнины, плещутся моря. Понятно, что и те подземные стропила, на которых держится несусветная тяжесть окружающего, тоже подвержены старению, порче, процессам эрозии. Все вместе с течением времени приводит к утрате надежности, выходу из строя, обрушению.

Удивительно было не проседание само по себе, а то, что никто, кроме Виктора Сергеевича, этого проседания не замечал.

Следовательно, никто другой и не понимал, что даже если не случится мгновенного и окончательного обвала, при котором все решится в один миг, этот ступенчатый процесс — метр за метром и шаг за шагом — опустит город до такого уровня, когда катастрофа все равно окажется неминуемой.

Он понимал, что сравнение с Атлантидой выглядит несколько натянутым. Там город стоял у моря и был захлестнут его волнами, когда берег в силу геологических причин за считаные минуты опустился на несколько десятков метров. Здесь моря не было и в помине, вокруг лежала поросшая лесами, изморщленная оврагами равнина, где-то слегка холмящаяся, где-то ровная как стол.

Однако и при прорыве плотины большого водохранилища вода может наделать столько бед, что вспоминание древнего мифа становится вполне уместным. Море пришло в гости или огромная волна ринулась из-за преграды — события одного порядка: душемертвящее. И смертонесущее.

Он ведь чувствует, как уходит земля из-под ног!..

А чем ниже она уходит, тем выше уровень мировых вод относительно ее прежней поверхности. Хоть и трудно вообразить, но, вероятно, есть какая-то плотина, которая пока еще сдерживает все возрастающий напор. Можно надеяться, что эта плотина чрезвычайно крепка и надежна. Однако если просадка будет продолжаться, то в конце концов одно из двух: либо поток хлынет через гребень, промывая себе русло и с немыслимой скоростью прорезая плотину сверху донизу; либо давление у основания плотины достигнет критической величины. Ведь страшно представить, с какой силой недвижная масса бездонных зыбей налегает на ее каменное, неуступчивое, могучее, но все же не бесконечно крепкое тело!..

А стоит лишь просочиться где-то самой малой струйке, как образуется проран: откроется дверца, в которую с дикой яростью бросится спертая собственным весом вода. Бешено внедряясь, стремительно расширяя себе дорогу, она будет жадно отгрызать все бо55555льшие куски.

Секунда, две — и когда счет пойдет не на горсти и лопаты, а на грузовики и железнодорожные составы, это и случится.

Вырвавшись из заплота, вздыбится титаническая волна.

Забавно было, вообразив себя глазастой рыбкой — плотвичкой какой-нибудь, красноперкой, — неспешно вилять между небоскребами Москва-сити… делать круг, оплывая поросший водорослями шпиль университета… с любопытством существа, промышляющего нехитрое пропитание, посматривать то вверх, где на поверхности ветер морщит гладь и гонит волну, теребя какой-то плавучий хлам… то вниз — куда сквозь мутную толщу не пробивается тусклый свет --">